Крым, Северо-Восточное Причерноморье и Закавказье в эпоху средневековья IV-XIII века (Плетнева, Макарова) - страница 28

, 1993, p. 326, fig. 5, 8). Аналогии ему известны в погребениях пшеворской культуры и в Скандинавии (Godlowsky K., 1992, p. 12, 13, pl. II, 21, 44, 46; XI, 27; XVIII, 29; XXII, 26, 29b). Затем германцы продвинулись к третьей гряде, разрушив позднескифские городища Усть-Альма, Альма-Кермен и Неаполь. В верхнем слое Неаполя обнаружены десятки скелетов и поврежденных черепов непогребенных людей погибших во время нападения. Не менее выразительная картина прослежена при раскопках верхнего горизонта на городище Альма-Кермен (Высотская Т.Н., 1972, с. 60, 61, 187; Ольховский В.С., Храпунов И.Н., 1990, с. 111–112). Данные укрепления являлись последним препятствием для проникновения германцев в оставленный римскими войсками Юго-Западный Крым.

Между 252 и 256 гг. бораны и готы обосновались на Южном Берегу и на границе хоры Херсонеса. На склоне Чатыр-Дага близ заброшенной римлянами крепости Харакс и на р. Черная появились некрополи с характерными для германцев кремациями. Одновременно на Европейском Боспоре и в Юго-Западном Крыму селятся аланы. Очевидно, они были союзниками германцев. На р. Черная и те, и другие даже жили вместе. Следует отметить, что в низовьях р. Бельбек и на склонах Второй гряды в долине р. Бодрак сохранилось прежнее сарматское население.

Германцы вынудили некоторые аланские племена откочевать из Приазовья на территорию вглубь Крыма, в места, не занятые сарматами и скифами. Во второй четверти III в. аланские могильники возникли у склонов третьей гряды Крымских гор в Нейзаце, Дружном, Перевальном. Часть алан остались в Приазовье, где согласно Аммиану Марцеллину обитали и позднее, во второй половине IV в. (Ammianus Marcellinus, 1972, p. 230–231, XXII, 8, 30).

Эпоха великого переселения народов началась с вторжения гуннов на Северный Кавказ в 370–375 гг. (Thompson Е.Е., 1948, p. 21–24). С.А Плетнева, опираясь на информацию Аммиана Марцеллина и археологические материалы, пришла к выводу о том, что гунны находились на первой примитивной стадии таборного кочевания. В поисках пастбищ они стремились завоевать новые степные пространства. В них не было долговременных становищ и родовых кладбищ (Плетнева С.А., 1982, с. 14, 15–17, 20–23). Тем не менее, гунны остановили разбросанные в степях одиночные погребения с кремированными останками и трупоположениями (Амброз А.К., 1981, с. 19; Засецкая М.П., 1994, с. 17–22 155). Биритуальность погребального обряда свидетельствует о полиэтничности варваров, вошедших в гуннский союз. Как показал И. Вернер, в их материальной культуре выявляются восточно-кочевнические (обычай деформации черепов, сложные луки с костяными накладками, женские диадемы, шаманская символика), древнегерманские (ношение парных фибул) и сармато-аланские (традиция разбивать зеркала погребенных) компоненты (