Расчесала брови попавшейся под руку зубной щеткой, намазала лицо маминым ночным кремом, поправила пижаму и тихонько приоткрыла дверь. И почему нельзя было хотя бы на время стать невидимкой?
С кухни доносились приглушенные голоса, веселых смех и терпкий, дурманящий аромат кофе. Мммм…
На цыпочках подошла к двери и тут же забыла все слова, которые заготовила для этого бесцеремонного любителя вторгаться в чужую жизнь. Дима стоял возле плиты, помешивая что-то в турке (откуда она, вообще, взялась у нас в доме?). Мама порхала рядом, размахивая руками и что-то щебеча. И на каждую его реплику хохотала так, будто ей только что рассказали самый смешной в жизни анекдот.
Что? Я вжалась в стену. Как он мог за такое короткое время и ее успеть влюбить в себя? Родительница определенно попала под его очарование. В хорошем смысле этого слова. Довольная, улыбающаяся и даже мурлыкающая громче, чем Крысь, запрыгнувший на табуретку в поисках еды.
— А вот и мой котик! — Просиял Дима, протягивая руки.
Какой я тебе котик?! Мои брови нахмурились, губы сжались в возмущении. Сделала шаг вперед, растерянно подбирая слова. И тут он подхватил на руки ошалевшего Крыську. Потрепал за ухом и, наконец, заметил меня. Сглотнул, заставляя меня смутиться, и хлопнул ресницами. Хлоп! Хлоп-хлоп! Ааааа, не делай так! Меня в такие моменты отрывает от земли!
— Можно тебя на секунду? — Строго произнесла вместо этого и подошла к окну.
— Угу, — улыбнулся он и послушно последовал за мной.
Мама сняла кофе с плиты и принялась разливать по кружкам.
— Почему ты здесь? — Спросила, разглядывая странный выцветший балахон, мешком висящий на его подтянутом, стройном теле.
— Я еще сам не знаю. — Улыбаясь, шепотом ответил он, наклоняясь к моему уху. Нет… Нет… Вот уже перед моими глазами его шея, татуировки, короткая золотая цепь. В носу сводящий с ума запах одеколона и пота. Контроль над чувствами потерян. Моя земная оболочка летит в космос. Прощайте, люди… — Ноги сами привели! — Продолжил он, усмехаясь. — А колеса привезли.
— О, я видела! — Бросила короткий взгляд на трахому, стоящую под окнами. — Это что? Наступила полночь, и золотая карета превратилась в тыкву?
Прищурился, засчитывая мне подкол, усмехнулся и снова наклонился к уху.
— Это твоя лягушонка в коробчонке приехала. Шокирована?
— Нет, — борясь со смущением, ответила я. Мои глаза были прикованы к отеку на его губе, к ранке и небольшому кровоподтеку под кожей. Черт возьми, они ведь совсем его не портили. И даже наоборот…
— Для романтической поездки самое то. И слышно меня далеко. Немного прогорел резонатор, но это поправимо.