— Абсолютно.
— Тем приятнее будет тебя обломать.
— Не выйдет. — Засиял ярче новогодней елки. — Ты на меня запала. По глазам вижу.
— Конченый псих. — Отмахнулась, открывая дверь.
— Пока, лилипут!
— Пока, дылда!
— Мой полурослик….
Даже дыхание перехватило. Мой… Сказано смело и… многообещающе.
— Каланча! — Не растерялась я.
— Клопик мой диванный…
— Вот дубина!
— Я запомнил, где ты живешь.
— Катись уже! — Бросила я и скрылась в подъезде.
Ужасно хотелось добежать до окошка между первым и вторым этажом и посмотреть, как он удаляется вдаль по дороге, мелькая бело-черной полосатой спиной. Но громкие шаги на лестнице заставили меня вернуться к реальности. Похоже, это было тем самым, чего я так сильно боялась.
Пашка вывернул из-за угла и торопливо засеменил по ступенькам вниз в одних пижамных брюках и старых тапках. С голым торсом и всклокоченными после сна волосами. Несся напролом, грозя смести все на своем пути. Даже меня в темноте тамбура заметил не сразу.
Я преградила ему путь, крепко обхватив за руки.
— Нет, ты пусти меня! — Он резко выдернул свои запястья из моих ладоней.
— Паш, нет, Паша. Паша! — Поняв, что он завелся сильнее положенного, я запрыгнула на него, обвивая сразу руками и ногами, и уткнулась носом в шею.
Он остановился, пытаясь освободиться, но мои объятия были крепче, чем у ленивца, обхватившего дерево. Брат замер, тяжело дыша. Его руки встрепенулись, замерли в воздухе и обреченно опустились на мою спину.
— Тебе придется объяснить, что это за размалеванный уркаган стоял с тобой возле подъезда. И почему он посмел распускать свои клешни.
— Хорошо. Только пойдем домой?
— И еще почему ты не даешь мне похоронить его прямо сейчас.
— Хорошо, — я спустилась и подтолкнула его по направлению к лифту. — Только дома, ладно?
— Угу, — проворчал он, недовольно поджимая упрямые губы, что были точной копией моих собственных.
Я вплела свои пальцы в его и осторожно сжала руку брата, грубую, сухую. Все еще боясь, что он может передумать и рвануть к выходу. Все его чертова вспыльчивость. Именно из-за нее я так и не решилась тогда рассказывать Пашке про себя и Костыля.
* * *
Нет, ну а как такое рассказывать? Не каждая решится даже сказать лучшей подруге о подобном. И все из-за стыда, от которого не получится отмыться до конца жизни. А тут брат. Мальчишка. Юноша. Теперь уже мужчина. Вспыльчивый, горячий, взрывоопасный.
Пожаловаться ему, чтобы он что? Налетел на Костыля, разбил его чертову тупую башку об асфальт и потом сел на долгие хрен знает сколько лет в тюрягу? Спасибо, у Пашки и так уже был прецедент. Спустил маминого ухажера с лестницы. Бедняга побежал с гематомами и порванным ухом писать заяву, и мама чуть не поседела, переживая всю эту канитель с судом и разбирательствами. Хорошо хоть, разошлись с миром, оплатив пострадавшему ущерб, причиненный здоровью. Замяли.