Виновато опустила взгляд. И зря. Его рука тут же взлетела вверх и попала мне прямо в лоб. Зажмурив один глаз от боли, перехватила ее и тихонько рассмеялась.
Иван вскочил на постели, задыхаясь:
— Прости, прости! — Задергал головой.
— Ложись, дядь Вань — Мягко надавила ему на грудь. — Все нормально. — Открыла глаз, моргнула несколько раз. — Все хорошо. Видишь? Не больно попало.
Его рука все еще была зажата в моей. Она снова дернулась, дважды, и на лице Гончара вновь отразились боль и вина.
— Но если у тебя найдется горчица, мы можем попробовать. Почему бы и нет? — Взяла нежно его руку, затем вторую и сложила их у него на груди в замочек. Соединила, переплетя меж собой пальцы. Свою же ладонь оставила сверху. Легко, почти невесомо, точно перышко. Чтобы не придерживать, а просто успокоить.
Кажется, сработало.
Мы оба смотрели на его руки, сцепленные в замок и накрытые моей ладонью, и молчали. Я дышала медленно, тихо, не глубоко. Словно бы его болячка была всего лишь спящим зверем, которого мы боялись разбудить, потревожить. Конечности больше не дергались, и это было прекрасно. Кажется, ключик к одному из тиков случайно был найден.
И еще неизвестно, как бы его организм отреагировал на раздражение нервных окончаний горчицей. Во я дала. Придумала тоже. Глупость несусветную. Лучше сбегать в магазин за лекарствами и сварить куриный бульон.
— Дядь Вань, — заметила, как подрагивают его веки, когда он косится на телевизор. Еще один раздражитель.
— А? — Его лицо прояснилось, морщинки разгладились.
— Ты не виноват. Не нужно стыдиться. — Перевела взгляд на руки, испугалась, что они снова задергаются от этих слов.
— Хорошо. — Ответил и замолчал. Будто считал количество собственных вдохов и выдохов.
Мне стало стыдно, будто только что расковыряла его старую рану и залезла внутрь своими пальцами. И еще и наглый любопытный нос сунула туда же.
— Если я стараюсь сдерживаться на работе, — продолжил вдруг он, — к вечеру все только усиливается.
— Значит, все-таки ты ходил убирать утром территорию?
— Угу. — Поджал губы.
— Тебе ведь нужно поправиться. Беречь себя, чтобы не разболеться окончательно. Лежать в постели, надеть носки потеплее. Обещай мне, что будешь слушаться?
— Мне… нужно поклясться? — Улыбнулся.
— Желательно. — Покачала головой. — Я кроме тебя здесь никого не знаю. У меня больше нет никого…
— Значит… — Его грудь поднялась от шумного вдоха. — Мне теперь и помереть без твоего разрешения нельзя?
— А помереть тем более, — закивала.
Теперь дыхание Ивана выровнялось, взгляд окутал меня отеческим теплом.