И моя кожа тут же покрылась новыми мурашками — уже не от холода, а от порхающих в животе невесомых маленьких бабочек.
500 дней до прибытия на Старый вокзал
— Нана, подожди, не переодевайся! — Раздался встревоженный голос над моей головой.
Подняла глаза и уставилась на преподавателя.
Худощавая, как всегда подтянутая Римма Максимовна, руководитель балетной школы-студии, хмурилась и была, кажется, не на шутку чем-то встревожена.
— Что-то случилось? — Я отложила рюкзак и поднялась со скамьи в раздевалке.
— Да… — Она сложила руки на груди, ее серо-зеленые глаза обеспокоено забегали, избегая смотреть в мое лицо. — У нас с твоим отцом был очень тяжелый разговор сегодня…
— О чем?
— Он отказывается финансировать твое обучение в студии. Тебе временно придется отказаться от репетиций для восстановления душевного равновесия.
— Что? Это шутка такая?
— Нет, Нана, это его решение.
— Но… — Внутри все похолодело. — Должно быть, здесь какая-то ошибка…
— Мы с ним долго дискутировали, искали пути выхода, обсуждали даже возможность частичной оплаты из бюджета, ведь таким семьям, как ваша, положены какие-то льготы…
— Каким таким семьям? — Было ужасно больно слышать об этом. — Неполным?! Говорите уж, как есть.
— Семьям, пережившим потерю и… находящимся в трудном положении. — Ей было очевидно неловко.
— Подождите, — спохватилась, — у меня же пособие, и его можно направить на оплату обучения…
— Твой отец считает, что тебе нужно сделать перерыв еще и потому, что ты очень тяжело переживаешь смерть матери.
— Но вы-то… — мой голос задрожал и стал походить на беспомощный писк, — вы же понимаете, что это просто преступление? Фатальная ошибка. К чему столько тяжелых тренировок, все эти нагрузки, ограничения в еде, жесткая дисциплина? Столько лет отдано… — Всплеснула руками. — Я ведь даже со сверстниками не общалась, потому что было некогда. Как он себе это представляет? Взять и все бросить?
— Просто на время. — Но сочувствие в ее глазах говорило обратное.
Уж она-то, как человек, потративший столько сил и времени на мое обучение, должна была возмутиться! А вместо этого…
— Вы же понимаете, что это не правда. — Нагнулась и бросила обратно в рюкзак репетиционное трико, гетры и пуанты. — Он просто никогда не хотел, чтобы мамины деньги уходили на балет. — Сжала в руках чехол с пачкой. — А теперь ее нет. И ничего нет.
— Нана, — женщина поправила очки, подошла и положила руку на мое плечо, — у тебя есть какой-то родственник, который мог бы стать твоим опекуном?
Тяжело вздохнула.
— Нет.
Тонкие пальцы жалостливо прошлись по моей руке.