Если обратиться к данным языкознания, то ценные сведения содержат материалы гидронимии (Топоров В.Н., Трубачев О.Н., 1962; Трубачев О.Н., 1968). Эти данные нельзя не учитывать, поскольку они, несомненно, отражают реально существовавшую этно-историческую ситуацию, которая может найти подтверждение в археологическом материале. При сопоставлении карт гидронимов и ареалов археологических культур напрашивается вывод о бытовании или преобладании древнеславянского населения на территории лесостепного Среднего Поднепровья, особенно в междуречье Тетерев — Припять (Трубачев О.Н., 1968, с. 270). О многом говорят отсутствие в широкой зоне Поднепровья-Поднестровья иранских и германских гидронимов (Трубачев О.Н., 1968, с. 276, 288) и, наоборот, концентрация кельто-иллирийских (западнобалканских) названий рек в Среднем Поднестровье и продвижение их оттуда в район верховьев Тетерева, что подтверждает древние контакты правобережья с областью Адриатики. Немногочисленные, но выразительные восточнобалканские (фракийские) гидронимы в центре Среднего Поднепровья, возможно, следует приписывать появлению гетов. Высказанные предположения нуждаются, естественно, в дополнительной аргументации, поскольку гидронимы не имеют надежного хронологического определения, и, разумеется, вопрос об этносе зарубинецкого населения эти источники самостоятельно решить не могут.
В значительной степени эта проблема освещается материалами ранних памятников киевской культуры типа Гриней, Абидни, Колодезного Бугра. Их материалы достаточно определенно увязываются с позднезарубинецким горизонтом памятников типа Лютеж, Коржи, Пасечная, Почеп и др. Типологическое сходство проявляется здесь во многих элементах культур — в формах и пропорциях кухонных горшков, чернолощеных мисок, бронзовых украшений, конструкций жилищ, деталях погребального обряда. Однако с течением времени позднезарубинецкие элементы в киевской культуре выступают все менее и менее отчетливо, что соответствует тенденции развития этой культуры, как, впрочем, и других культур Центральной и Восточной Европы с пережиточными чертами Латена. Вместо этого набирают силу те особенности киевской культуры, которые приближают ее к кругу ранних памятников типа Пеньковской и колочинской культур. В керамике это проявляется в исчезновении чернолощеной посуды, преобладании биконических форм горшков с расположенным посредине тулова плечом, в появлении цилиндро-конических сосудов; в жилищах господствующей становится конструкция с центральным опорным столбом; в могильниках распространяются погребения с немногочисленным сопровождающим инвентарем или вовсе без него. Очевидно, в процессе развития элементы киевской культуры отходят от позднезарубинецких и приближаются к раннеславянским. Этим подтверждается тезис о срединном положении киевской культуры, находившейся в хронологическом и генетическом плане между позднезарубинецкими и раннеславянскими древностями.