— Рассказывать обо всём, что связано с „Георгием“, время не пришло. В работе с ним участвовали и другие сотрудники»[59].
Кажется, тема закрыта. Однако всё-таки и в ней есть некоторые «моменты», о которых можно сказать. Точнее, не о самой теме, но о её предыстории.
Это ведь только в боевиках разведчик-супермен, возникший ниоткуда, тут же находит высокопоставленные знакомства и покровительство, входит в доверие ко всем и каждому, а в итоге овладевает ключами от сейфа большого босса и заодно его сногсшибательной секретаршей. В жизненных реалиях оно как-то всё несколько сложнее, так что даже супермену лучше приходить на заранее подготовленную почву и губы на длинноногих секретарш особенно не раскатывать.
Для того чтобы внедрить «Георгия» в «цитадель империализма», как именовали в те времена Соединённые Штаты, следовало сделать так, чтобы тамошние серьёзные люди были заинтересованы в нём как в специалисте, чтобы его там ждали для конкретного использования.
«Один из наших сотрудников, — вспоминал Юрий Иванович, — бросил идею проникнуть в находящийся под контролем спецслужб пункт специальной связи, через который проходят все служебные отправления. Мои непосредственные руководители идею подхватили, и я превратился почти на два месяца в „инспектора Клейнерта“. Перед этим немецкие друзья экзаменовали меня перекрёстным опросом на пригодность к очередной роли добрых полтора часа, пока их начальник, генерал-майор Вайкерт, не сказал: „Пусть идёт, выдержит“»[60].
Практически ничего конкретного об этой операции Юрий Иванович не писал и не рассказывал — есть такое понятие, как «методика работы», и её раскрывать не нужно до тех пор, пока она не устареет безнадёжно. Поэтому скажем кое-что по минимуму.
На сей раз Дроздову опять пришлось превратиться в иностранца, но если «кузен Дривс» действовал на «нашей», гэдээровской территории и в основном среди своих, то «инспектору Клейнерту» следовало перейти «на ту сторону» и реально оказаться во «враждебном окружении». Отрадно, что Джеймс Донован не смог идентифицировать его как советского гражданина и, как мы помним, «примерил» на него два образа: восточногерманского полицейского и «Отто-вешателя». Однозначно второй образ теперь был гораздо предпочтительнее. За первый могли не только посадить, но даже и убить, ибо никакого «прикрытия» у него не было, а в разного рода западногерманских структурах вполне хватало своих «отто» из Третьего рейха — «вешателей» самого разного ранга и с богатым практическим опытом. Со дня окончания Великой Отечественной войны не прошло ещё и двадцати лет, так что основному количеству её ветеранов было тогда лет по 40–50.