Эта новая должность ставит его иногда в изрядно щекотливые положения. Родственник Врубеля продает «Пана». Вещь отличная, ее нужно купить, но цена – пять тысяч. Серов считает цену высокой. Родственник объясняет: Врубель болен, деньги эти необходимы ему на лечение. «Как член Совета галереи объявил ему, что не могу входить в рассуждение о болезни М. А… (Это касается меня как товарища М. А.), что я немедленно отпишу в Москву об этом, но все же нахожу, что цена высока, и убежден в этом смысле относительно Совета. И вот теперь спрашиваю тебя и Александру Павловну». В этом письме Серов, обычно такой лаконичный, долго и многословно убеждает Остроухова, что «Пана» купить надо обязательно. Он опечален всей этой историей, тем, что бессилен именно из-за своего влияния помочь Врубелю! «Не знаешь ли, когда я выбываю из Совета? – спрашивает он Остроухова. – Шансы на помещение Врубеля в галерею без меня в Совете, пожалуй, даже почти наверняка, будут слабее, а между тем галерея должна иметь Врубеля, и хорошего. Подумайте и скажите, что может предложить галерея».
Врубель в то время уже был безнадежно болен. Он лежал в психиатрической больнице и почти все время был невменяем. И Серов в каждом письме просит Остроухова написать, что с Врубелем: «Часто о нем вспоминаю с печалью».
«Пан» попал, конечно, в Третьяковскую галерею, как попали туда и другие картины Врубеля.
Но зато в чем Серов был непреклонен и решителен – это в покупках картин молодых талантливых художников.
Когда читаешь книги о художниках, начавших свою деятельность в ту пору, неизменно узнаешь одно и то же: благодаря Серову художник получил признание, Серов заметил его, указал на него Дягилеву, и картина попала на выставку «Мира искусства», Серов настоял на покупке его картины Третьяковской галереей.
Для Серова выставки «Мира искусства», журнал, Третьяковская галерея были единым делом. Молодые художники, ученики Школы живописи сначала попадали на выставку, потом репродукция с выставленной картины помещалась в журнале. Это было Серову легко. Его мнение в редакции и выставочном комитете было решающим. После его рекомендации начиналась обычная, уже известная всем история: являлся Дягилев, обворожительно улыбался молодому человеку, бесцеремонно разбирал завалы этюдов где-нибудь в углу мастерской, под кроватью, в чулане и увозил отобранное, оставив обалдевшего от неожиданности художника предаваться радостным мечтам.
Потом тот же Серов предлагал Совету Третьяковской галереи приобрести получившую таким образом известность картину.