Я тебе в высшей степени благодарен за вчерашнюю беседу, а главное – за то, что ты выразил готовность мне помочь, если состоится наша поездка; с твоей помощью я даже не боюсь Кости Коровина.
Вообще, вчерашний разговор меня очень оживил и порадовал, и я буду стараться, чтобы дело выгорело».
Но ни поездку в Грецию, ни роспись музея осуществить не удалось. Неудачная война с Японией и последовавшие за ней события 1905 года сорвали все планы. Правительству было не до музеев, да и Серова с Поленовым волновали тогда другие дела.
Лишь спустя три года Серову удалось осуществить свой замысел.
Он поехал в Грецию с Бакстом. Среди друзей Серова по «Миру искусства» Бакст больше других был увлечен Грецией, так что союз с ним получился как-то сам собой.
В начале мая они прибыли в Одессу. В письмах к жене Серов с удовольствием отмечает, что за те двадцать лет, что он не был здесь, город похорошел. «Бульвар – деревья, чисто, по-иностранному, а главное, юг, черт возьми, – тепло, солнце – извозчики сидят под тенью акации на Приморском бульваре, море просвечивает…»
А потом – пароход; Черное море (некогда Понт Эвксинский); Константинополь (Стамбул, Царьград, Византия); и наконец – Греция.
Она открылась гористыми берегами, зубчатой линией горизонта, голыми утесами и редкими островками оливковых рощиц.
Серов вынул альбом. И листы его тотчас же заполнились рисунками этих самых берегов. На одном из первых листов – мул. Мул нужен был Серову для одного из замыслов, ради которых он поехал в Грецию.
Еще в 1903 году летом в Финляндии Серов признался Бенуа, что хочет написать «Навзикаю». Но «не такой, как ее пишут обычно, а такой, как она была на самом деле». Тогда же он сделал два варианта композиции[84]. Она представлялась ему вытянутой вдоль берега: впереди правит мулами, стоя в колеснице, Навзикая, за ней идут служанки, неся на коромыслах корзины с бельем, в отдалении бредет Одиссей. И вот в альбоме Серова уже появились и очертания греческих берегов, и мул. Не было только самой Навзикаи. На пароходе они не встретили ни одного грека. Сновали турки, арабы, румыны.
Стоя у борта, Серов и Бакст смотрели, как белая пена удалялась от парохода и там таяла, переходила в яркую синеву мерно вздымающихся волн.
Серов любовался цветом воды и говорил о ней:
– Разведенный анилин.
Это, собственно говоря, еще не Греция, это только Малая Азия, Турция. Однако три тысячелетия назад Греция была и здесь.
Ночью, когда вечно боящийся простуды Бакст ушел в каюту, Серов остался один на палубе и, подняв воротник пальто, нахохлившись, смотрел в темноту, туда, где берег. Где-то здесь была Троя…