– Я не понимаю. Это же невозможно сейчас.
– Так и есть. По еврейским законам раввин не обязателен, подойдет любой, кто хорошо разбирается в ритуалах и предписаниях. Мой отец может нас поженить. – Теперь он говорил быстрее, и за словами проступали серьезные намерения. – Я знаю, что должен был спросить разрешения у твоей матери, – добавил он извиняющимся тоном. – Я бы хотел. Что ты думаешь, Сэди? – С глазами, полными надежды, он всматривался в мое лицо.
Я ответила не сразу, но обдумала вопрос. Я была достаточно взрослой, чтобы выйти замуж. Если бы не война, у меня мог бы быть уже муж, а возможно, даже ребенок. Но этот мир у меня отняли, а мысль о браке и нормальной жизни была такой чуждой и далекой, что я с трудом ее себе представляла. Но я любила Сола и принадлежала ему. Жизнь с ним, даже при таких обстоятельствах, казалась правильной. И все же в душе я хотела подождать. Все произошло так стремительно. В канализации невозможно было начать совместную жизнь. И все же это жалкое место – единственное, что мы имели; другого места, может, никогда и не будет. Сейчас или никогда, возможно, это наш единственный шанс превратить любовь друг к другу в нечто постоянное и настоящее. Мы могли бы быть вместе не только украдкой, когда находили утешения в объятиях друг друга больше, чем следовало, но и быть настоящими мужем и женой.
– Да, – ответила я наконец. Он улыбнулся, и это было первое настоящее счастье, которое я увидела в его глазах после смерти Баббе. Потом он поцеловал меня. – Так когда? – спросила я, когда мы оторвались друг от друга.
– Сейчас! – воскликнул он, и мы оба рассмеялись. – То есть не сегодня вечером, а завтра. – Я стала говорить, что мы должна подождать, пока не вернется моя мать. Но кто знал, когда это произойдет? С каждым днем и неделей оставалось все меньше надежды и все больше грез.
– Давай скажем моему отцу, когда он проснется утром, и он сможет помочь нам собрать все, что нужно. – Я кивнула, гадая, обрадуется ли пан Розенберг этой новости. Когда-то он, может, и возразил бы, что я не исполняю предписаний, возможно, не согласился бы на ритуалы, которые нельзя было строго соблюсти. И все же мы все вынужденно изменились здесь, и я надеялась, что он тепло примет меня в свою сократившуюся семью. – Мы можем пожениться завтра, – повторил Сол.
– Сначала я хочу увидеть Эллу, если у меня получится, – сказала я. – Я хочу провести церемонию под решеткой, чтобы она могла присутствовать.
Мама все еще не появилась, никого из моей семьи не осталось. Мне было важно, чтобы Элла присутствовала с моей стороны – или хотя бы стояла как можно ближе.