Они просто вообразить не могут такого зрелища, какое предстало мне сегодня. Камера походила на перевернутую вверх дном комнату где-нибудь в преисподней – или нет, не в преисподней, а в эпилептическом мозгу сумасшедшего после припадка.
– Просто диву даешься, до чего они изобретательны, – приглушенно сказала мисс Хэксби, когда мы вошли и огляделись. – Посмотрите, железная решетка на окне выломана, чтобы разбить стекло. Газовая труба отодрана – вон, видите, пришлось заткнуть ветошью, чтобы другие заключенные не отравились газом. Одеяло не просто разорвано, а растерзано в клочья – и не руками, заметьте, а зубами. Бывало, мы находили зубы, потерянные в таком вот приступе ярости…
Она походила на агента по недвижимости, составляющего опись повреждений, и словно бы помечала галочкой каждую деталь, на которую обращала мое внимание. Деревянная кровать разбита в щепы; на толстой дощатой двери – вмятины и выбоины от бешеных ударов пятками грубых башмаков; табличка с тюремными правилами сорвана со стены и истоптана. А самое ужасное – Библия вдавлена в вонючее густое месиво на дне опрокинутого отхожего ведра (последняя подробность заставила Хелен побледнеть).
Обстоятельное перечисление повреждений продолжалось и продолжалось, все тем же тихим монотонным голосом, а когда я задала какой-то вопрос обычным тоном, мисс Хэксби приложила палец к губам:
– Прошу вас! Нам нельзя говорить громко. – Она боялась, что другие арестантки услышат перечень испорченных вещей и воспользуются им как руководством к действию.
Наконец она отошла к миссис Притти и обсудила с ней вопрос приведения камеры в порядок. Затем достала часы и произнесла:
– Так… значит, Джекобс сидит в темной… сколько уже времени, мисс Ридли?
– Почти час, – ответила надзирательница.
– В таком случае, полагаю, нам пора ее навестить.
Немного поколебавшись, мисс Хэксби повернулась ко мне и спросила, не желаю ли я пойти с ними к темным камерам?
– К темным камерам?
За время своих посещений я обошла весь женский корпус по меньшей мере дюжину раз, но никогда прежде не слышала о таком месте.
– К темным камерам? – повторила я. – А что это такое?
Я прибыла в тюрьму в самом начале пятого, и за время, пока мы обследовали разгромленную камеру, в коридорах сгустился сумрак. Я все еще не привыкла к плотной вечерней темноте Миллбанка и мертвенному свету газовых рожков; безмолвные коридоры и лестницы внезапно показались мне совершенно незнакомыми. Да и путь, которым мы пошли, я решительно не узнавала. К моему удивлению, он пролегал от женского корпуса к самому центру тюремного комплекса, а потом вел вниз, по винтовым лестницам и узким наклонным коридорам, где воздух стал еще более холодным, еще более затхлым и чуть солоноватым, – я была уверена, что мы уже ниже уровня земли, а возможно даже, и ниже уровня речного дна. Наконец мы вступили в коридор пошире, с рядом древних дубовых дверей, довольно низких. Перед первой из них мисс Хэксби остановилась и кивнула мисс Ридли, которая тотчас отперла дверь и вошла первой, чтобы осветить помещение.