Каким-то чудом мои мысли вдруг перепрыгнули к далеким и словно бы уже чужим воспоминаниям. Те малые обрывки детства, самого раннего, в котором папа был еще жив, а мама – сияла ярче любой звезды.
Медленно ступая по каменному полу и касаясь кончиками пальцев стены, я словно бы наяву видела, как темнота вдруг вспыхивает мягким теплым светом, что льется с хрустальной люстры под высоким потолком нашего старого дома. Как отец в строгом военном мундире кружит маму по комнате. А она в том самом платье глубокого синего цвета с прекрасным атласным шлейфом, которое она потом, много позже, перешьет мне для выпускного…
Звуки вальса Чайковского разносятся по квартире, мама смеется, а отец, чуть приподняв ее на руках, делает оборот вокруг себя, опускает маму на паркет и вдруг поворачивается ко мне:
– Ну, моя маленькая принцесса, подарите своему отцу танец?
Я вздрагиваю, закусив до боли губу, и наваждение спадает. Растворяется в темноте коридора мягкий свет из прошлого, исчезают отзвук смеха мамы и густой баритон отца.
Начало осени… Это был его день рождения, гости уже ушли, и я втихаря допила шампанское из бокала тетки. Родители танцевали в комнате, молодые и счастливые. Как это было давно…
Почему я это вспоминаю?
Ответ пришел сам собой – там, в моей голове, между моими воспоминаниями аккуратно втискивается жизнь совсем другого человека. Стоит мне только задуматься об этом, как сквозь легкую дымку проступает лицо отца, но уже не моего.
С усилием прогоняю от себя эти воспоминания. Пусть, пусть оно все уляжется, успокоится, и тогда потом, когда я разберусь со всеми своими делами и проблемами (а когда-нибудь это же должно произойти?), у меня будет время заглянуть в доставшееся от Коррина наследство целенаправленно.
Коридор кончился. Это произошло внезапно по той причине, что вода озера больше не сияла, как и стены. В гроте царила кромешная тьма, а в этой тьме, тихо переговариваясь на своем мелодичном языке, танцевали светящиеся точки и линии.
Это действительно завораживает. Настоящие глубоководные жители, хищные, опасные и странно красивые…
– Аавануат? – зову я в темноту воды и слышу, как певучие голоса затихают.
Одна группа светящихся точек и линий плывет к берегу и тяжело выбирается на камень.
– Коррин. Смерть?
Знакомый голос внушает какое-то опасение. Я только сейчас понимаю, что, «потянувшись» к чувствам илара (илары? иларши? иларки?!), практически ничего не ощущаю.
– Он… да. – Я решаю, что смерть как состояние лучше всего подойдет описанию ситуации с Коррином.
– Он обещал.
Это звучит как обвинение. Я делаю полшага назад, кладя ладонь на успокаивающе теплую рукоять клинка.