– Спрашивай, если хочешь, чего молчать? – наконец прервала я минуты тишины, повернув лицо к девушке.
– А когда он так полыхает, это больно? – Банщица с опаской покосилась на мою правую ладонь, я отрицательно покачала головой.
– Нет, мне не больно. Он реагирует на многие вещи, в том числе и на мое состояние, как видишь. Резкий приступ восторга – и я уже могу освещать средних размеров баню, – улыбнулась я, и девушка тихонько хихикнула. Я же, решив закрепить положительный результат, предложила Доре поменяться местами.
– Конечно, я не так виртуозно владею веником, как ты, но все же попытаюсь. Тебе пропариться тоже полезно. – Заметив неуверенно-сомневающееся выражение на лице своей собеседницы, я шутливо нахмурилась и требовательно ткнула пальцем в лежанку.
– Хорошо-хорошо, только пару поддам… – Дора сдалась и, ловко отмерив черпаком небольшое количество воды, аккуратно плеснула ее на каменную кладку очага, отчего помещение снова заволокло паром.
Старательно похлопывая Дору веником по всем подставленным частям тела, я завела неторопливый разговор о деревенской жизни и о том, какой она была до войны. Девушка сначала стеснялась, говоря, что она «не смыслит во всех этих политиках», но когда я сказала, что политика меня и не интересует, а только то, каким был их быт и видели ли они добро или зло от герцога и его сыновей, разговорилась:
– Его светлость покойный герцог Осберт был хорошим правителем. При нем было тихо да спокойно, везде порядок был. А сыновья его… мы их в глаза не видали ни разу. Бывало, герцог земли объезжал, мы его хлебом да солью встречали, я малая была, но видела, что он нас не чурается, прям как вы гос… э… Эвелин. – Замявшись, Дора все же переборола себя и назвала меня по имени, а я задумалась над ее словами о том, что она была маленькой, когда это происходило.
– Дора, а сколько лет тебе?
– Восемнадцать, – гордо ответила она, даже приподняв голову с лежака. Я едва сдержала смешок, впрочем, взгляд тут же упал на пунцовеющие на бедре девушки синяки, и веселье куда-то подулетучилось.
Я старше ее на четырнадцать лет! Вернее, биологически на десять, но будто это что-то меняет…
– А сыновья герцога так не делали? – Я окатила ее водой из ковша, и она, издав довольный вздох, медленно села на полке и подвинулась, освобождая место и для меня.
– Как?.. А-а-а. – Вспомнив тему нашего разговора, раскрасневшаяся Дора качнула отрицательно головой. – Какое там. Сначала только сборщик податей приезжал. Потом вдруг второй нарисовался через неделю после первого. Сказал, дескать, мы платим узурпатору и убийце собственного отца, а он – посланник достойного герцогского титула Герберта. Младшенького, стало быть, сына покойного герцога. И ему, его светлости Герберту Фиральскому, надыть помощь оказать, потому «тащите четыре меры пшена, десяток гусей и двух свиней», вот так вот и сказал.