Откуда вынырнули Катька с Бачой, — осталось загадкой, но радости бойцов не было предела. Получив команду: «Домой!» — собаки послушно направились к заставе, оглядываясь на ползущую следом технику.
Выгрузившись на заставе, доложили ротному о прибытии. Тесной кучкой окружив командира, стояли метрах в десяти от БМП. Внутри оставался наводчик-оператор Гена Соболь, — нужно было догрузить боекомплект. Вдруг из глубины БМП раздался взрыв, из люка поднялись клубы густого дыма… Онемевшие бойцы не могли сдвинуться с места, — у всех в головах сложилась страшная картина. Посеревший ротный на негнущихся ногах сделал несколько шагов к машине, его выгорающие добела под афганским солнцем волосы буквально зашевелились…
Прапорщик Сикорский, ротный А. Жадан и местные, на броне И. Выдро, В. Вогулкин, Петров
Из люка, следом за дымовым облаком показался Соболь, — на ошалевшем лице были только лёгкие пороховые царапины, зато окровавленные руки и залитая кровью спецодежда являли собой устрашающее зрелище. Сначала он получил от ротного по полной программе, а потом уже рассказал, как было дело. По инструкции при зарядке ленты для пушки положено было использовать машинку Ракова, чем чаще всего пренебрегали, — соединяли ленты, подбивая другим снарядом. В этот раз у Гены снаряда под рукой не оказалось, поэтому он взял молоток (и где он только его нашёл?!)… Что потом произошло, — он не понял и сам… В первые секунды после взрыва Генку поразила стоящая вокруг звенящая тишина, — его основательно оглушило, клубы белого густого дыма заполнили всё вокруг. Подняв голову вверх, он увидел освещенный заходящими лучами солнца открытый люк, не сразу осознав, что это такое, и почему-то сразу вспомнился кадр из фильмов: умирающий видит свет в конце тоннеля. Опущенный взгляд зафиксировал залитые кровью колени и руки. Следующее, что пришло в голову Генке: он тщательно пересчитал растопыренные пальцы, — все десять оказались на месте. Вспомнились рассказы и напутствия дембелей: ничего не поднимать с земли, если не хочешь остаться калекой, — имели место немало случаев мин-ловушек, изготовленных в виде авторучек или фонариков. Когда Гена слушал эти рассказы, подсознательно ловил себя на мысли: уж лучше сразу насмерть, чем калека…
Повезло наводчику трижды: ему могло оторвать или серьёзно покалечить руку, если бы он не держался за «краба»; гильзу разорвало на противоположной от него стороне; сам снаряд не взорвался, его так и не смогли потом найти. Поэтому отделался Генка только в лохмотья ободранной кожей рук, которые ему перебинтовали и лечили в батальонном лазарете на 22-й нижней, — докладывать о ЧП в полк было нельзя. В лазарете лечили и заболевших гепатитом, — в кабульский госпиталь отправляли только в тяжелых случаях, с остальным батальонный врач Сергей Тришин, прозванный бойцами Таблеткой, справлялся сам. Он лечил гепатит какой-то своей разработанной смесью лекарств и витаминов, которую нужно было принимать с очень большой дозой жидкости. Патента на эту смесь никто не спрашивал, но лечение помогало. По поводу гепатита был указ командира дивизии: подразделение, в котором солдат подхватит гепатит, считается по показателям последним, а командира вполне могли отправить в Союз, — гепатит считался болезнью грязных рук. Поэтому находящийся в лазарете с гепатитом Марат Усманов стал Генке нянькой и помощником: перебинтованные и связанные накрест на груди руки не позволяли даже самостоятельно снять штаны и сходить в туалет. Для лидерского характера Соболя эта ситуация была крайне обременительна, он конфузился, на что спокойный Марат ему говорил: «А если бы со мной так, — ты бы ведь тоже мне помог?»