— Стой, пять!
— Два!
Или:
— Стой, три!
— Четыре!
Если в течение трёх секунд часовой не слышал ответа, — он имел право стрелять.
Так, Володя Чурин, направляясь ночью на третий пост, замешкался с ответом. Спасла случайность: то ли споткнулся, то ли наклонился зачем-то, — пуля просвистела над головой…
И замполита Фаррахова тоже уберегла случайность: полез на гору с другой стороны и задел растяжку сигналки. Почему место взрыва не обстреляли, как полагалось по инструкции, никто объяснить не мог, — на войне обостряется чувство интуиции. Замполит потом пристал с вопросом: почему в меня не стреляли?
— Ну, обстреляли бы, и что? Прислали бы нам нового замполита, — отвечали бойцы…
Жизнь заставы — это круглосуточное боевое дежурство, и это воспринималось, как норма.
А для приезжающего высокого начальства поездки на заставу проходили в режиме выполнения боевого задания: всю дорогу от Паймунара до 24-й перед колонной шел танк со специальным тралом, на предмет возможных мин и фугасов, внушительность входящей в состав колонны бронетехники впечатляла…
После таких выездов, в Москву шли рапорта о выполнении серьёзных заданий с приложениями списков для награждения.
*****
Ворочаясь на вагонной полке, он снова, как киноленту, прокручивал кадры своей жизни, понимая, что ничего не хотел бы в ней менять…
Когда в начале двухтысячных он решил целиком уйти в творчество, — многие не поняли.
С высокой должности, с хорошей зарплатой, — на сомнительные заработки и вольные хлеба?.. А душа требовала… Он ни разу об этом не пожалел: работа должна быть такой, чтобы идти на неё с радостью, а уходить с сожалением.
Когда принимал решение стать офицером-десантником, это тоже было от души, слова ЧЕСТЬ, РОДИНА — были не пустым звуком. Память о двух дедах, отдавших свою жизнь в Великой Отечественной войне, стала весомым аргументом в выборе. Потом, когда сталкивался с непорядочностью, несправедливостью, понимал, что в армии, как и везде, а, может, даже больше, чем в других сферах, большую роль играет человеческий фактор. В десанте ещё, в сравнении с другими родами войск, было больше порядка и дисциплины. С теплом вспомнились боевые друзья-офицеры, отношения с которыми сохранились на долгие годы. С сожалением — те, кто ради карьеры поступились честью и совестью, — таких было гораздо меньше, но боль от пережитого предательства иногда напоминала о себе, как давно зажившая рана в непогожий день.