За санитарией на 24-й следили тщательно: привезенную с промоины воду сразу хлорировали, а перед входом в столовую стоял большой чан с густым раствором хлорки: каждый, идущий в столовую, окунал в этот раствор руки, после чего они покрывались «белыми перчатками». Несмотря на это, за время службы различными инфекциями переболели почти все, и солдаты, и офицеры, редко кому удалось избежать этой участи. В медицинской комиссии, которую проходили перед отправкой в Афган, существовала даже такая присказка: «Желтухой болел?» — «Нет» — «Переболеешь!»
При различных ссадинах и царапинах, а также такому распространенному явлению, как обгоревшие уши, обращаться к медикам считалось даже неприличным…
Замполит роты Александр Фаррахов, раздобывший где-то заживляющий крем быстрого действия, выстраивал бойцов, и лично проводил осмотр и оздоровление, смазывая царапины на руках и уши пострадавших, — афганские панамы не спасали от палящего солнца, когда температура могла подниматься выше шестидесяти градусов, — нежная кожа на ушах буквально сворачивалась и облазила до кровавых ран.
Нач. связи Давыдкин, комбат В. Болтиков, врач С. Тришин
Заболевших лечил чаще всего батальонный врач Сергей Тришин, — каждый доклад о случаях заболеваний в дивизию вызывал нарекания со стороны вышестоящего начальства, это было ЧП, и попадать в списки «нарушителей» никому не хотелось. На каждой заставе был санинструктор, выполнявший предписания врача, поэтому обходились обычно своими силами. В госпиталь в Кабул отправлялись только в исключительных случаях. Среди солдат даже бытовало мнение, что именно Кабул служит источником заразы: когда приезжали по разным делам в дивизию, казалось, что в городе даже дышится хуже, чем на родной заставе. Свой горный воздух казался чище, заснеженные вершины гор — красивее и величественнее, чем унылый городской пейзаж. Кабул — полуторамиллионный тогда город, действительно в дневное время выглядел серо и невзрачно, а раскалённый воздух на узких улочках, казалось, был пропитан микроскопической глинистой пылью, которая при строительстве полностью заменяла цемент, не требуя никаких добавок.
В тех редких случаях, когда дела задерживали до темноты, удавалось увидеть красоту этого города: он расцветал огнями и иллюминацией, как сверкающая новогодняя ёлка. Передвигающиеся по дорогам машины были причудливо украшены всем, что могло гореть и светиться. Главным правилом кабульских дорог было: кто сильнее, тот и прав. Поэтому, переливающиеся многочисленными огнями и фонариками барбухайки чувствовали себя королевами дорог, презрительно глядя сверху на снующие жёлтые такси, также отсвечивающие всеми цветами радуги. Идущий по дороге БТР со своими двумя жалкими фарами, и установленной сверху «луной» с фильтром для ночного видения, в темноте не производил должного впечатления на участников движения. Поэтому фильтр на «луне» заменяли на обычное стекло, врубая прожектор в нужный момент на всю мощь. На дороге сразу же возникал ажиотаж: такси сиротливо жались к обочинам, а барбухайки просто съезжали в кювет, признавая право сильного на движение.