Он не любил плохой работы.
И он пошел налево, через кусты, навстречу все усиливающемуся запаху болотной травы и влаги. Вслед за ним шла разведка: сам командир роты, командир боевого охранения и боец.
Уже была ночь. По небу плыли облака, изредка открывая луну. И свет ее был похож на мглу, изнутри освещенную слабыми искрами.
Шершавин шел впереди разведки, как ходил он всегда, стараясь первым нащупать минное поле противника. Должно же оно быть где-то тут, близко! И он нашел его. И начал бесшумно трудиться над немецкими минами, испытывая при этом то чувство удовольствия, какое испытывал он при всякой работе.
Проход был сделан быстро. Шершавин двинулся дальше.
Облако закрыло свет. Мгла стала гуще. И вдруг Шершавил грудью наткнулся на колючую проволоку. Раздался окрик немецкого часового. Он был здесь, на этом берегу. И тотчас же поднялась сильная стрельба. Немцы ударили из минометов. Трассирующие пули улетели в туман, висящий над кустами.
Шершавин сошел с тропинки и лег, пережидая огонь.
Затем вся разведка вернулась назад, в боевое охранение.
Да, несомненно, немцы были на левом берегу. Где-то близко у противника действовала на Донце тайная переправа.
Ее долго искали.
Чтобы обнаружить переправу, было предпринято несколько атак на левом и правом флангах противника.
Переправу нашли.
Она стояла вверх по течению, где русло пересохшего ручья подходило к Донцу узким и глубоким оврагом. По дну его пролегала дорога. Мост лежал под водой. Даже с реки было трудно его увидеть.
Сначала пытались взорвать мост разными способами: спускали вниз по течению плавучие мины, посылали саперов; но они возвращались раненые или не возвращались — погибали.
А переправа продолжала стоять.
Враг берег ее как зеницу ока.
Тогда именно старший сержант Шершавин получил боевое задание: переправу взорвать во что бы то ни стало.
И он отправился выполнять свой долг.
Еще накануне он хорошо разведал местность и сделал проход в минных полях противника. Он ждал только ночи. Она пришла и встала, как стена.
Шершавин взял с собой шестнадцать килограммов тола, ручной пулемет, двух бойцов и трех автоматчиков.
Ночь была без ветра. Она предвещала утром густой туман. Это было удобно для дела.
Шли бесшумно среди зарослей серебристой ивы, скрывавших всякое движение, среди молодых березок, среди кустов терновника, на колючках которого собирались капли ночной росы. Роса оставалась на одежде бойцов, на их оружии, на руках Шершавина, оттянутых вниз тяжелой ношей. Он был нелегок, этот груз серого, как мыло, и страшного вещества, аккуратно сложенного небольшими кусками в сетку из телефонного провода.