Клондайк (Дымова, Ветштейн) - страница 6

Лорина, клюнув, что называется, на наживку, откликнулась в тот же день.

— Михаил, смешно и хорошо. Спасибо.

Я вставил:

— Благодарю, уважаемая Лорина! Но у Вас смешнее! Михаил Гунн.


Позвонил Лорине по телефону:

— Ну как, понравился вам отклик Михаила Гунна?

— Ещё бы! Судье — бог судья! Здорово!

Начало моего розыгрыша было удачным!

На следующий день я, вдохновлённый успешным стартом, написал аж 9 (девять!) откликов на Лоринины стихотворения. Разумеется, от того же Михаила Гунна.

Эффект от Гунновых выплесков превзошёл все мои ожидания. От ничего не подозревавшей Лорины по виртуальной почте пришло:

— Лёня, я вчера ответила похвалой Михаилу Гунну на его отзыв к стихотворению «Случай в суде» и утром получила от него аж 9 (девять!!!) комментариев на другие свои стихи. И комментарии — один другого лучше. Я боюсь его хвалить, хотя он очень хорош. Посмотрите. Всегда удивляюсь и радуюсь, когда попадаются незаурядные люди.

Вот тут-то я и испытал острый укол ревности! На твоих глазах хвалят — да как хвалят! — другого человека. И хотя этот человек — я сам, мне стало почему-то неуютно. Это была самая настоящая ревность. Ревность… к самому себе!

Концовка этой драмы достаточно тривиальна. Виноватым оказалось «гунновское» словцо «надоть», которое я где-то уже употреблял. Лорина обратила на это внимание и спросила меня в «скайпе»: «Послушайте, а не вы ли тот самый Гунн?»

И я не стал отпираться, сознался и раскаялся.

А вот раскаиваться, как оказалось, вовсе и не надо было! Лорина призналась, что обожает подобные мистификации:

— Вы стали на голову выше в моих глазах, — улыбнулась она.

И моей ревности — как не бывало.


Размышления постфактум

Леонид Ветштейн:


Нет нужды говорить, что я был вполне удовлетворён результатом проведённой «акции». И всё-таки ощущалось лёгкое сожаление, что розыгрыш так быстро закончился. Пожалуй, я слишком поспешно сдался, не став продолжать игру в Гунна дальше.

А ведь перспективы в этом розыгрыше были весьма заманчивы. Моя «разыгрываемая» уже явно заинтересовалась, кто такой Михаил Гунн, откуда он. И стоило мне не сознаться в клонировании, со стороны Лорины последовали бы новые действия в направлении изобретённого мною стихотворца. Действия, очевидно, весьма для меня желательные. Она, допустим, написала бы Михаилу Гунну письмо, получила бы, естественно, ответ (ах, каким наслаждением было бы мне его писать!)

Потом она бы рассказала об этой переписке мне (ах, с каким наслажденьем я бы её слушал!) Потом бы дальше-больше! И поди знай, на каком этаже розыгрыша это должно было прекратиться и чем бы это могло кончиться.