— О каких шансах вы говорите? Какие прогнозы, у нее четвертая стадия рака мозга.
— А терапия? Вы же не просто так ее назначили. Значит, рассчитываете на что-то?
— Химиотерапия, в данном случае, только отодвинет неизбежное, — уже, чуть, мягче говорит врач, и глаза его теплеют — облегчит состояние, на большее не рассчитывайте. Я говорю вам это, что — бы не давать напрасных надежд. Не надейтесь на чудо. Как вас зовут — вдруг спрашивает он?
— Семен.
— Знаете, Семен, я не очень давно работаю тут, но за это время повидал столько человеческого горя, сколько в аду, наверное, не увидишь. И хуже всего не тем, кто уходит. Нет. Для них смерть, почти всегда, избавление. Страшнее всего видеть горе, потерявших близких людей — родителей, детей, любимых. Вы понимаете, о чем я? В последнее время меня все чаще посещают мысли, о неправильности, выбранного мною пути. К чему я говорю вам все это. Цените то, что имеете сейчас. Мой вам совет — дайте ей то, недостающее в ее жизни — любовь, счастье, душевное тепло. Порой такая терапия дает больше, чем химия или операция, которые мучают тело больного. Вы не продлите ее физическую жизнь, но можете оживить душу. Этого порой достаточно.
— Значит, вы предлагаете мне, просто, сидеть и смотреть, я вас правильно понял?
— Я предлагаю вам, помочь ей прожить, отведенное время, счастливой. Я же вижу, что вы любите ее.
— Это, не ваше дело.
— Да, вы правы. Не мое. Простите.
— Это, вы простите мою грубость — смущенно говорю я. — И, спасибо вам. Я попробую дать ей то, о чем вы сейчас говорили. По крайней мере, сделаю все, что в моих силах.
— Ей сегодня будет очень плохо. У химиотерапии много, неприятных, побочных действий. Вы же понимаете, что это такое? Нет, я не понимаю. Никогда с этим не сталкивался, бог миловал. Поэтому, отрицательно мотаю головой — Мы вводим ей препарат, что — бы предотвратить рост опухоли. По сути своей — это яд, убивающий не только пораженные клетки, но и здоровые. По возможности, будьте рядом. Вы справитесь — говорит он, мне напоследок, дав все рекомендации по уходу за Екатериной и таблетки, для комбинирования терапии.
Спустя два часа, проведенные в больничном коридоре, из манипуляционной появляется Екатерина. Она бледна, словно молочная ее кожа, прозрачна и, будто светится изнутри.
— Как ты?
— Ничего, Семен. Это оказалось, совсем не страшно. Отвези меня домой, — уставшим голосом просит она.
Дома я укладываю ее в постель и сажусь рядом. Ей плохо. Худое тело Екатерины бьет озноб, словно изнутри по нему пропускают ток. Она молчит, только, сильнее и сильнее, сжимает мою руку, словно боясь улететь, если связь наших рук разорвется. Ладони ее словно высечены изо льда.