Его мысли прервал нездоровый гул мотора. Скрежет и визг раздались из сердца машины, и она остановилась рядом с автобусной остановкой.
— Что за черт?! — ругнулся водитель.
— Что случилось?! — спросил Виктор практически одновременно с Семенычем.
— Да хрен его знает! Только поршневую поменял, все новое поставил. Ерунда какая-то. Чему там ломаться-то?! Мать твою! Когда ж я себе иномарку куплю? Буду ездить, как человек?!
— Уже никогда, — Анатас не спеша вылез из кабины и поднял воротник своего плаща. Он взглянул наверх. Свет фонаря лучом ударял в землю, белые хлопья снега густо мерцали под ярким освещением. — До свидания, Виктор.
— Эй, слышь! А мне «до свидания» сказать не надо?!
— Прощайте!
— Постой! А деньги?!
— Ах да, конечно. Как это я мог забыть? — Анатас достал из внутреннего кармана плаща черный бумажник, на котором была вышита золотая змея. — Вам что: рубли, доллары, марки? Чем изволите принять благодарность?
— Нормально-о-о! — протянул Семеныч. — Может, у тебя и золото есть?
— Могу и золотом. Так какие?
— Ну, давай доллары.
— А сколько вы с меня возьмете за ваше доброе дело?
— А сколько тебе не жалко? Вот сколько бы ты нам дал за то, что мы тебя из такой пурги вытащили, а?
Анатас протянул свой бумажник.
— Возьмите. Для хороших людей ничего не жалко. Тем более, деньги — это всего лишь средство создания превосходства. Чем их больше, тем больше проблем. С ними ваши пороки станут еще сильнее. И хотя эти бумажки не имеют ценности, вы почему-то уверены, что смысл жизни именно в них.
— Что, все взять? — недоверчиво переспросил Виктор.
— Конечно, берите.
— Да бери ты, пока дают! — поторопил Четырина Семеныч.
Виктор медленно протянул руку и взял бумажник.
— Берите-берите, — повторил попутчик. — Вы по праву их заслужили, ведь добрые дела в нашей жизни делаются исключительно за деньги.
Анатас улыбнулся и, поправив воротник плаща, пошел прочь от машины, оставив своих спутников наедине с кошельком. Семеныч и Виктор молча смотрели ему вслед, пока его силуэт не скрылся в ночной пурге.
— Вот идиот! — нарушил тишину грубый голос шофера. — Надо ж, полный бумажник бабок оставил! Повезло! Не зря мы столько времени его ахинею слушали. Ну, давай, не томи душу, открывай быстрей, — чуть ли не выхватывая из рук Виктора кошелек, ревел Семеныч.
— Да успокойся ты! Сейчас открою, — отпихивая руки водителя, расстегнул бумажник Четырин.
— Мать моя женщина, роди меня обратно! — в один голос проговорили оба, когда в открытом кошельке показались стодолларовые купюры.
— Сколько же тут? — оглядываясь по сторонам, шепотом спросил Семеныч.