Лето волонтёра (Лукьяненко) - страница 117

Щит я тоже чувствую. Он не даёт мне приблизиться к Ровиану.

Другие фрагменты откинуло к границам системы. Я вижу разгоняющийся корвет, пытающийся уйти в портал. И неторопливо настигающий его смертоносный выброс энергии.

Это проверка. Миру интересно, стану ли я защищать кораблик. Тест на сострадание, потому что сострадание – это слабость.

У Миланы нет выбора, её смысл требует спасти экипаж.

Но я стараюсь сделать всё так, чтобы у Мира остались сомнения. Я впитываю энергетический выброс и собираюсь между Миром и Ровианом. Двигаюсь, оставив Прежнего без внимания.

Мир оказывается рядом.

Его рука касается плеча Миланы. Наши частицы перемешиваются – и взрыв разбрасывает нас в стороны.

Я смеюсь.

Да, моя призрачная туманная плоть из антивещества.

Мне кажется, это удачная шутка.

Но шутку не стоит повторять дважды, и я возвращаю материю в более привычное для этой части Вселенной состояние.

«Глупо, – говорит Мир. Он не заметил подвоха, но ничуть не уязвлён и не растерян. – Ты понимаешь, куда пришёл?»

«Зови на помощь мамочку», – отвечаю я.

И убираю слабые взаимодействия там, где находится Мир.

Его внешние проявления должны исчезнуть, но ничего не происходит. Он как-то парировал удар.

Зато я ощущаю сознание Мира в своём разуме. Опять же не знаю, как он это сделал, но Мир частично соединил наши сущности, и теперь стремительно пытается выкачать информацию.

Этого позволять нельзя.

Я отступаю, ускользаю от Мира, позволяя ему захватывать какие-то пустые и неважные фрагменты своей памяти. Он наступает, жадно и агрессивно. Если посмотреть издали, глазами, – то призрачный темнокожий гигант положил ладони на лоб исполинской призрачной девушке, пальцы его вплавляются в плоть, он давит и давит, шагая по пустоте, тесня и сминая…

Битва с Миром не выигрывается силой или хитростью. Его сила больше, он прожил тысячи лет, в основе его личности – сотни поглощённых Прежних, тысячи Кандидатов, мечтавших о вечности, полной силы и удовольствия. Я будто слышу их вой, бушующий под главенствующим сознанием. Но разум Мира спокоен и твёрд, он режет мою память, пробивает защиту. Я даже постигаю имя его главенствующей сущности – Тхе, он бросает мне его, как подачку, будто желая, чтобы я знал, кто меня уничтожит.

Мне кажется, что я испытываю страх.

И вдруг понимаю, что всё это время, пока я уклонялся от схватки и защищался, та часть меня, что была Миланой, прокрадывалась к корню Мира, к его карманной Вселенной.

Пространство раскрывается, расслаивается. Где-то там, в обычном мире, борются призрачные великаны – гермафродит пытается уничтожить женщину, опирающийся на свой корень Тхе терзает наше общее сознание, пытаясь его подчинить.