Петров
Григорьев
Афанасьев.
Нельзя, однако, отрицать, что украинский желто-голубой флаг и вся вообще украинская видимость добровольческих частей, за которыми шли немцы, отпугивали многих и многих из противников большевиков. Записывались, во-первых, те, которые считали себя украинцами (в огромном большинстве – я очень на этом настаиваю – несамостийниками), затем, едва ли не больше всего, мало рассуждавшая, но горячо переживавшая события учащаяся молодежь, а из многочисленных офицеров, «просто русских», лишь отдельные, по натуре очень активные люди. Остальные пока присматривались, – в большинстве сочувственно, не желая связывать свою жизнь, а возможно, и свою смерть, с чужим флагом и получужим делом. Кроме того, очень значительную роль играла и та душевная подавленность большинства офицеров, о которой я подробно рассказал в главе I. К числу сочувственно присматривавшихся принадлежал первые дни и я, но в то же время чувствовал, что меня все сильнее и сильнее тянет к знакомым горным пушкам, из которых наши офицеры-михайловцы обстреливали большевистские эшелоны и бронепоезда. Я не привык оставаться зрителем.
День 19 марта был солнечным и тихим. С утра на «Видах» густой бахромой стояла толпа лубенских обывателей. Должно быть, все бинокли, какие были в городе, принесли на берег. Собралась, главным образом, интеллигенция и полуинтеллигенция. Много было чиновников в форменных фуражках с кокардами, снова водруженными на свое место, дам, гимназисток, детей постарше. Пришли посмотреть на «гайдамаков» и на войну. Настроение жизнерадостное. У меня было такое ощущение, что все сразу ожили. С интересом смотрел на штатских людей рядом с позицией батареи и в сфере артиллерийского огня.
Подошли гимназистки – подруги сестры. Пришлось им «докладывать обстановку», объяснять, как ведется стрельба. Автор «Спомин» прав, называя это необычайное собрание «пикником». Большинство штатских, правда, не понимало, что стоять толпой на открытом, издалека видном месте, да еще поблизости от орудий, дело далеко не безопасное. Чувствовалось, однако, и другое – лубенские зрители, большинство которых никогда не видело воочию войны, духовно так свыклись с ней за четыре предшествующих года, что всех тянуло посмотреть, как же это на самом деле выглядит. Чего я совершенно не наблюдал в эти дни, даже у женщин, это так свойственного раньше русским интеллигентным людям отвращения ко всякому кровопролитию вообще.
Около одиннадцати часов со стороны Ромодана подошли два бронепоезда – настоящий «Заамурец» и кустарный – угольные екатерининские платформы с полевыми пушками. По словам Петрова, «Пiсля першого вистрiлу зникли всi цiкави з «Видiв», скiнчився i «пiкнiк»…»