Во время еженедельных заседаний мы разбирали дела о самовольно реквизированной коже и разных нарушениях дисциплины, касающихся внутреннего быта. Между тем по уезду ходили упорные слухи о том, что отпускные козаки сотни совершили в селах несколько убийств. Надо сказать правду – в то жестокое время огромное большинство офицеров, я в том числе, не считали преступлением бессудные расстрелы большевиков, если они совершались по приказанию начальников. Речь, однако, шла о том, что некоторые козаки конной сотни сводили личные счеты с односельчанами и расстреливали людей, не имевших к большевизму никакого отношения. Этих убийств было немного, но они были. Генерал Литовцев ценил в козаках сотни надежный боевой элемент и проявлял мало энергии в борьбе с «эксцессами». На этой почве его помощник – полковник П. резко разошелся с атаманом и ушел из Куриня, заявив, что с разбойниками он в одной части служить не может. Я считал, что уходить и разваливать только-только налаживающееся дело нельзя. Надо выгонять «разбойников». Однако нерешительность генерала очень меня угнетала.
«В конце концов несколько офицеров, и я в том числе, поставили перед генералом вопрос ребром – либо удалить из Куриня явно уголовный элемент, либо разрешить уйти нам».
Кой-кого из сотни исключили, но дисциплинированной частью она все-таки не стала. Не хватало твердой руки.
Вскоре после экспедиции в Денисовку весь Куринь, в том числе и наш артиллерийский взвод, переселился за город в казармы, выстроенные незадолго до войны для Лубенского гусарского полка. Там же стояла германская гаубичная батарея Артопеуса, рота пехоты и конский запас. Места хватило на всех. Обширные одноэтажные корпуса и конюшни были построены незадолго до войны и рассчитаны на шесть эскадронов со всеми командами. Во время революции население растащило всю мебель, отвинтили даже много дверных ручек, но здания уцелели. Правда, много разбитых стекол, центральное отопление не действовало – с котлов сняли арматуру, но для теплого времени помещения годились вполне.
Во внутреннем быту отряда, в связи с переходом за город, произошли значительные перемены. Первоначально каждый из чинов Куриня мог в любой день подать рапорт об уходе. Как я уже упоминал, большинство «козаков» жило на частных квартирах. Такой порядок вещей и раньше представлял огромные неудобства. Он был, однако, терпимым, пока все находились относительно недалеко от сборного пункта. Теперь, чтобы отряд мог дальше существовать, пришлось жизнь в казармах сделать обязательной для всех солдат, установить регулярное дежурство офицеров и, самое главное, – обязать всех подпиской прослужить в Курине определенный срок. В Добровольческой армии, как мы знали, вновь поступившие подписывали обязательство не уходить раньше шести месяцев