Никаких повстанцев нет. Я оборачиваюсь к унтер-офицеру.
– Скомандуйте вашим людям собраться.
– Nach rechts sammeln! (Собраться направо! – нем.)
Сразу пыль, скачущие вороные кони. Потом песни по очереди, то наши – «Ой щожь то за шум учинився…», то драгуны – что-то унисонное о победах вообще и храбрости лихих германских кавалеристов.
Одна экспедиция в районе севера от села Лукомья, где Сула образует многоверстный лабиринт рукавов, заросших камышами, особенно мне запомнилась. По сведениям разведки, повстанцы будто бы обосновались на совершенно не наблюдаемых с берега и труднодоступных островах. Нам предстояло отправиться туда и попытаться их захватить. Надо было действовать внезапно и быстро. Мне была дана задача незаметно подойти к селу и сразу захватить «плавучие средства», чтобы мужики не успели угнать. С большого привала сотня, конные разведчики, номера нашего взвода и обычный взвод драгун под моей командой выступили в умышленно неправильном направлении. Потом, отойдя от деревень, повернули на Лукомье и по проселкам на рысях пошли к селу. На всякий случай, чтобы не нарваться на засаду в сомкнутом строю, я версты за две до Лукомья развернул своих и германцев в лаву. Для большей внушительности впечатления скомандовал:
– Пики к бою, шашки вон!
Драгуны тоже изготовились. Поднимая тучи пыли, пошли галопом, отрезая село от берега. Испуганная скотина разбегалась, мужики поспешно снимали шапки. «Плавучие средства» оказались душегубками, каждая, самое большее, на двоих. Нашлась только одна большая исправная лодка-плоскодонка. Собственно говоря, следовало немедленно организовать речную экспедицию, но мне было велено только выставить караулы на берегу и ждать подхода артиллерии и пулеметов. Осмотр островов отлагался на утро. Переночевали, не торопясь позавтракали, отправились на берег. Никто из нас никогда еще в камышах не воевал. Расспросил мужиков, есть ли свободная вода перед островами или заросли до самого берега. Выходило так, что должно быть с полверсты открытого пространства. Германский ротмистр, командовавший отрядом, поручил речной поиск мне. На этот раз дали в помощь человек тридцать драгун. Всего со своими около девяноста «штыков и сабель».
Был жаркий летний день. Над камышами вились голубые сверкающие стрекозы. Недовольные драгуны рассаживались по душегубкам. Совсем не кавалерийское дело болтаться по камышам. Мне было забавно. Всякие вещи случались, но флотилиями еще не командовал. Тоже немножко мальчишеское настроение было у пожилого уже толстого человека о спортивном костюме с огромным парабеллумом через плечо, который «шел» вместе со мной на первой большой лодке, поветовый староста Грачев даже взял с собой сына – юношу лет семнадцати, в противоположность отцу – худощавого и стройного. Молодой человек, тоже в спортивном костюме, неумело сжимал между колен приклад карабина. На руле сидел германский унтер-офицер. Двое мужиков гребли. На корме, чуть не касаясь воды, висел большой украинский флаг. Около сотни душегубок – на каждой мужик и солдат – вытянулось за нами в «кильватерную колонну». Начались камыши. Окружили нас со всех сторон. Канал сужался. С шумом срывались потревоженные дикие утки. Староста, отстегнув кобуру парабеллума, курил и болтал. У меня настроение падало. Мы в лабиринте. Видим пять-шесть ближайших душегубок, дальше зеленые стены. Канал превратился в коридор сажени в три шириной. Гребцы положили весла, взялись за шесты. Хорошо, если повстанцев нет. Если есть, могут перебить нас, как мышей в мышеловке. Ни вправо, ни влево. Самолюбие не позволяет повернуть мой «флот» обратно. Влипнем, значит, судьба. Впереди, над камышами, деревья. Остров. Никакой свободной воды нет. Ну, будь, что будет… Снимаю карабин. Староста, глядя на меня, вытягивает парабеллум. Немец невозмутимо поглядывает на приближающийся остров. Мне приходит в голову сцена из Майн-Рида. Только чем все это кончится…