– Знать бы, почему люди врут, – вздохнула Корделия.
– О ком вы хотите поговорить, об Алике или о Вите?
– Вы заботились о них всю жизнь, это так удивительно.
– Я видела, как они родились, воспитала их, не пытаясь заменить им родителей, сделала все, чтобы мальчики сохранили их образ в своих сердцах. А теперь я постарела, и они редко меня слушают, но все-таки иногда слышат. Любовь – это смесь бдительного внимания, тревоги, изумления, страха и восхищения, она как свет без тени или ухо, улавливающее безмолвное несчастье. Витю в часы невзгод я любила еще сильнее, чем в минуты успеха. Никогда не забуду его отвагу перед теми ужасными испытаниями, которые выпали на его долю, в те месяцы, когда он цеплялся за прутья кровати и подтягивался, невзирая на боль, чтобы посмотреть в окно, которое он упрашивал открыть, хотя на улице был мороз. Он говорил мне: «Илга, звуки дня – это жизнь и радость, впусти их, они нам нужны». От этих слов у меня сердце разрывалось. Долгие месяцы он боролся без устали, приручая кресло-коляску, чтобы обрести подобие свободы – с тем же задором, с каким дети носятся за мячом на лужайке. Когда он был ребенком, учила его я, а теперь он учит меня. Но уроки проще давать, чем усваивать. Ты узнаешь, чего не сделал, только когда тебе на это указывают, и остаются шрамы, маленькие и большие. Сегодня это он дарит мне любовь – тем, что идет по этому пути, и мне плевать на законы, потому что он борется за правое дело. Мои мальчики наделены достоинствами, которые, как по мне, ценнее всего: отвагой и способностью сопереживать. Если Алик рассказал вам об этом – своими словами, конечно, – значит, он сказал чистую правду.
Илга припарковала «лендровер» у тротуара перед терминалом, изо всех сил надавив на тормоз. Машина остановилась как вкопанная.
– Простите, эта развалюха еще ржавее, чем я.
Корделия повернулась к женщине и внимательно посмотрела на нее, заметив наконец глубокие морщины вокруг глаз.
– Вы совсем не старая, Илга.
– По сравнению с этой чертовой тачкой не старая, тут я с вами соглашусь.
– Зачем вы мне рассказали все это?
– Затем, что жизнь, девочка моя, это не приятная прогулка по магазинам, когда переходишь от одной витрины к другой, выбирая, что тебе пойдет больше. Вы вернетесь?
– А вы хотели бы, чтобы я вернулась?
– Вы слишком умны, чтобы строить из себя дурочку, – откликнулась Илга, знаком приказывая Корделии вылезать.
– Испечете для меня еще какой-нибудь пирог? – спросила та, наклонившись к стеклу.
– Убирайтесь, иначе это кончится тем, что я к вам привяжусь.
Корделия кивнула и бросилась ко входу в терминал.