Вполне возможно, что чувства эти разгорелись еще сильнее из-за странного оживления, охватившего Фишера, – а обыкновенно он славился своей апатичностью. В памяти Марча запечатлелся джентльмен бесцветный. Сей джентльмен столь же рано облысел, сколь и постарел. Он изрекал точку зрения заядлого пессимиста языком праздношатающегося гуляки. Даже сейчас Марч не мог отделаться от мысли, что увиденное им – всего лишь игра солнечных лучей, а может, с ним играют злую шутку чистые цвета и четкие линии, высвобожденные дыханием синего моря, – неотъемлемая черта морских курортов. Но в петлице у Фишера красовался цветок, а своей тросточкой – его друг мог в этом поклясться – он помахивал, словно боевым оружием. Казалось, этот пессимист – единственный, кто излучал веселье в тот час, когда над Англией сгущались тучи.
– Послушай-ка, – резко начал беседу Гарольд Марч, – я не прекращал считать тебя своим другом и сейчас горжусь нашей дружбой сильнее, чем когда бы то ни было, но кое-что я просто обязан тебе сказать. Чем больше я узнаю, тем сильнее недоумеваю, как тебе удается мириться с происходящим. Должен тебе сообщить, что сам я более ни с чем мириться не намерен.
Хорн Фишер внимательно и серьезно посмотрел на приятеля, но казалось, что мысли его витают где-то далеко. Очень спокойным голосом он ответил:
– Ты знаешь, что всегда мне нравился. Но также я уважаю тебя, а это далеко не всегда одно и то же. Как ты, возможно, догадался, есть немалое число людей, которые мне нравятся, но не вызывают у меня уважения. Даже не знаю, заключается в этом моя драма или просто моя ошибка. Но с тобой все совершенно иначе, и клянусь: я никогда не стану общаться с тобой как с человеком, который мне нравится, за счет потери моего к тебе уважения.
После паузы Марч сказал:
– Твое великодушие мне известно. Потому-то ты терпишь все это и попустительствуешь происходящему.
Снова помолчав, он добавил:
– Помнишь нашу первую встречу? Тот случай с мишенью, ты тогда еще рыбачил у ручья[81]. И помнишь, ты сказал тогда, что если я взорву динамитную шашку и все эти общественные джунгли взлетят к чертям, то вреда не будет?
– Помню, – кивнул Фишер. – И что с того?
– Да только то, что я собираюсь-таки подложить динамитную шашку и взорвать все к чертям, – ответил Гарольд Марч. – Полагаю, ты имеешь право об этом знать. Я много лет не мог поверить, что дела так плохи, как ты утверждаешь. Просто не верил, что человек может знать о чем-то подобном – а тебе, видимо, действительно известно все – и держать это знание при себе. Одним словом, у меня еще осталась совесть, да к тому же наконец выпал подходящий случай. Я встал во главе крупного независимого издания, у меня развязаны руки и я собираюсь дать по коррупции залп из всех пушек.