– Мистер Солт совершенно прав, – отозвался поверенный. – Вот что значит человек дела – дело говорит! Но я все же предприму еще кое-что, и вскоре, надеюсь, мы соберемся снова.
Если на первом собрании, в строгой атмосфере юриспруденции и торговли, царстве кожи и бумаги в конторе мистера Гюнтера, Габриэль Гэйл чувствовал себя немного неуместной фигурой, то на втором «семейном совете» он и вовсе напоминал выброшенную на берег рыбу. Они встретились там, где от семьи Солтов оставалось хоть что-то, – в маленькой лавке города Кройдон, где прозаический брат потерянного поэта разрывался между суетой нового бизнеса и последними формальностями затяжных похорон.
Магазинчик мистера Дж. Солта был типичной английской лавкой сладостей – там продавались конфеты и пирожки с фруктовым повидлом, а вдоль стен выстроились напитки, в основном – бледно-зеленый лимонад. Стояли круглые блестящие столики, за которыми его полагалось пить. Пирожные и сладости были затейливо выложены в витрине, видимо, чтобы привлечь внимание юного поколения жителей Кройдона. Витрины были высокими, от пола до потолка, и все пространство лавки, казалось, заливал струящийся из них холодный разноцветный свет.
Тут же, в маленькой гостиной, полно было милых, без всякой логики подобранных безделушек и сувениров – не обошлось и без вышитых крестиком картин в рамах, церковного плаката и портрета Георга V. Гэйл знал за собой склонность к неожиданным реакциям на предметы и обстоятельства. Он часто воспринимал их не сами по себе, а как внешнее продолжение собственных мыслей, и сейчас, в провинциальном магазинчике мистера Солта, почему-то оторваться не мог от собранных там мелочей. Казалось, он так увлекся – рассматривал китайских набивных собачек, розовые подушечки для иголок на полке над камином, – что совсем позабыл о важной и серьезной проблеме, которая всех их сюда привела. Как завороженный, он рассматривал выложенные ромбами лимонные и малиновые леденцы в витрине и уделил столько внимания бледно-зеленому лимонаду, словно тот по важности не уступал бледно-зеленому абсенту, сыгравшему столь важную роль в трагическом исходе Финеаса Солта.
Габриэль Гэйл находился в необыкновенно приподнятом расположении духа этим утром – возможно, потому что погода стояла превосходная, а может, и по более личным причинам. Бодрым шагом он прошелся к лавочке через аккуратные зеленые пригороды Кройдона – и заметил, как добропорядочный кондитер выходит из дома, чуть более добропорядочного и дорогого, чем его собственный. До калитки его проводила девушка – красивая, строгая, с аккуратно уложенной вокруг головы толстой каштановой косой. Не составляло труда догадаться, что это и была набожная красавица, на которой Солт собирался жениться.