Поэт смотрел на бледные квадраты газонов и тонкие деревца вокруг с сентиментальной улыбкой, будто бы это он сам был влюблен. Веселость его не покинула, даже когда, спустя несколько фонарных столбов дальше по дороге, он столкнулся с мистером Хирамом Хаттом, лицо которого было по-прежнему равнодушным и ничего не выражало. Влюбленный кондитер все стоял у ворот, глядя на свою избранницу, и Гэйл жестом предложил продолжить путь без него.
– Скажите, – неожиданно подал голос Гэйл, – было ли вам когда-нибудь понятно или близко стремление древних мужчин провести ночь с царицей Клеопатрой?
Секретарь ответил, что вряд ли питал бы подобное желание, так как в подобной исторической мизансцене напрочь отсутствовали истинные американские ценности.
– Ах, всегда и везде есть свои Клеопатры, – ответил Гэйл, – и полно мужчин, которым только их и подавай, даже если они будут сотыми по счету. Но вот интересно, такой умный человек, как брат нашего кондитера, зачем он связался с мисс Гертой Хэзевей?
– Я с вами совершенно согласен, – сказал Хатт. – Я о ней ничего не говорил, потому что не мое это было дело. Но эта женщина – как смесь самогона и серной кислоты. И то, что я не упомянул о ней, кажется, вывело нашего друга адвоката на новый круг мрачных подозрений. Кажется, он думает, что мы с ней как-то связаны и, возможно, замешаны в исчезновении Финеаса Солта.
Гэйл пристально посмотрел на суровое лицо секретаря и вдруг спросил некстати: «Скажите, а вы бы удивились, если бы пропавший обнаружился в Маргейте?»
– Нет, – ответил Хатт. – В Маргейте или любом другом городе… Он в последние дни был очень беспокойным, места себе не находил. Почти не работал, подолгу сидел, уставившись на чистый лист бумаги, будто у него идей не было.
– Или как будто у него их было слишком много, – сказал Габриэль Гэйл.
Они дошли до кондитерского магазинчика. Доктор Гарт только что вошел в дверь, они поздоровались и прошли внутрь, где на диване уже сидел поверенный Гюнтер, мрачный и решительный, с цилиндром на голове, как у судебного пристава. Что-то зловещее ощущалось в том, как он держался, – будто звенела в нем натянутая тетива.
– Где же мистер Джозеф Солт? – спросил юрист. – Он сказал, что вернется к одиннадцати.
Гэйл улыбнулся и стал перебирать мелочи на каминной полке.
– Он прощается, – сказал он. – Иногда это занимает много времени.
– Тогда мы начнем без него, – сказал Гюнтер. – Возможно, оно и к лучшему.
– Значит, у вас есть для него новости? – спросил доктор, понизив голос. – Плохие новости о его брате?
– Полагаю, это можно назвать последней новостью, – сухо ответил адвокат. – В свете последних открытий… Мистер Гэйл, я был бы очень признателен, если бы вы перестали возиться с украшениями и сели. Мне очень нужны объяснения.