Мое преступление (Честертон) - страница 219

Впредь, когда ко мне будут приходить новые философы со своими новыми религиями (а они постоянно выстраиваются в очередь к моим дверям вдоль всей улицы), я смогу предвосхищать их разглагольствования этим вдохновенным словом. Как только первый из них начнет: «Я построил свою новую религию на основе первичной энергии природы…», я резко оборву его: «Мафусаилизм, всего доброго». Другой скажет: «Человеческая жизнь – единственная в мире безусловная святыня, свободная от догм и символов веры…» «Мафусаилизм! – выкрикну в ответ я. – Ступайте прочь!» «Моя религия – это религия радости, – заявит третий (измученный кашлем лысый старик в темных очках), – религия телесного восторга и гордости…» «Мафусаилизм!» – снова воскликну я и грубо хлопну его по спине, так что он повалится с ног. Затем юный бледнокожий поэт с завитыми волосами скажет мне (как один уже сказал всего несколько дней назад): «Впечатления и эмоции – вот единственная подлинная реальность, но они непрерывно и всецело меняются. Исходя из этого, я вряд ли сумею дать определение своей религии…» «Зато я сумею, – скажу я с некоторой угрозой в голосе. – Ваша религия заключается в том, чтобы жить как можно дольше, и если вы немедленно не замолчите, то уже не добьетесь своей цели».

В целом новая философия на практике означает превознесение какого-либо старого порока. Одни софисты оправдывают жестокость, называя ее мужественностью. Другие защищают разврат, называя его свободой чувств. Третьи поощряют праздность, называя ее творчеством. Уже почти неизбежно – и это можно почти безошибочно предсказать, – что эта вакханалия приведет к тому, что рано или поздно какой-нибудь софист захочет идеализировать и трусость. И когда мы окажемся в больном мире безответственных слов, много ли будет нужно, чтобы свидетельствовать в пользу трусости? «Разве наша жизнь не прекрасна и ее не стоит спасать?» – скажет солдат, убегая с поля боя. «Разве я не обязан сберечь великое чудо сознания?» – спросит домовладелец, прячась под стол. «Разве я не могу оставаться на земле, покуда на ней растут розы и лилии?» – послышится чей-то голос из-под кровати. Так легко будет оправдать труса, причислив его к мистикам и поэтам, как в нынешних книгах защищают экзальтированных людей или тиранов, приравнивая их к мистикам и поэтам. Когда эту последнюю великую и патологическую софистику начнут проповедовать в книгах и с трибун, вы можете попасть в зависимость от нее, поднимется большой ажиотаж в ее поддержку, то есть большой ажиотаж среди маленьких людей, что живут под влиянием книг и трибун. Появится новая великая религия, религия мафусаилизма: с пышными шествиями, жрецами и алтарями. Ее благочестивые паладины дадут тысячи обетов долгой жизни. Утешает только одно: они не выполнят эти обеты.