– Так расскажите же об этом.
– Я услышала, как он смеется, – заявила Бетти.
– С веселыми людьми приятнее общаться, – ответил отец Браун.
– Вы не понимаете, – возразила девушка. – Он ни с кем не общался. В том и дело, что никакого общения не было. – Немного помолчав, она решительно продолжила: – Я приехала сюда довольно рано и увидела его. Он сидел совсем один посреди той галереи, где представлено новое искусство; тогда там никого не было. Он не знал, что я поблизости, и он смеялся.
– Ну, в этом нет ничего удивительного, – сказал отец Браун. – Я сам не искусствовед, но если рассматривать все эти картины в целом…
– Вы все еще не понимаете! – почти гневно воскликнула она. – И близко ничего подобного не было. Он и не смотрел на картины. Он уставился в потолок, но казалось, что взор его обращен в глубину его собственной души, и он смеялся так, что у меня кровь застыла в жилах.
Священник поднялся и принялся расхаживать взад-вперед, заложив руки за спину.
– В делах такого сорта не следует принимать поспешных решений, – начал он. – Существует две категории мужчин… Впрочем, вряд ли мы сейчас сможем обсудить этого человека, потому что он идет сюда.
Капитан Масгрейв стремительно вошел и быстро пересек галерею. На лице его сияла улыбка. За ним следовал Гренби, юрист, и на его лице, помимо официального выражения, читались удовлетворенность и облегчение.
– Я должен извиниться за все, что говорил о капитане, – сказал он священнику, когда они вдвоем шли к двери. – Он человек весьма рассудительный и прекрасно понимает мои затруднения. Он сам спросил меня, почему бы мне не поехать на север и не повидаться с его отцом, тогда бы я услышал из его собственных уст, как обстоят дела с наследством. Вряд ли можно было поступить честнее, как думаете? Но ему так хочется поскорее уладить дела, что он предложил отвезти меня в Масгрейв-Мосс – так называется поместье – на своей машине. Я подумал, что, раз уж он столь любезен, мы могли бы съездить вместе; выезжаем завтра утром.
Пока они говорили, Бетти с капитаном подошли к дверям и в дверном проеме, будто в раме, сами выглядели как картина, довольно трогательная и уж всяко более берущая за душу, нежели конусы и цилиндры. Даже если оставить в стороне то, что их связывало, они были прекрасной парой, и юрист собирался отметить это, когда композиция портрета была внезапно нарушена.
Капитан Джеймс Масгрейв выглянул в главную галерею, и его смех оборвался, а торжествующий блеск в глазах угас. Казалось, увиденное переменило его полностью. Отец Браун, охваченный дурным предчувствием, огляделся – и увидал мрачное, почти гневное лицо огромной женщины в алом, обрамленное львиной гривой светлых волос. Она имела привычку стоять, чуть склонив голову, словно бык, наставивший на жертву рога, а выражение ее бледного одутловатого лица было таким гнетущим и гипнотическим, что насилу можно было оторвать от нее взгляд и заметить бородача, стоявшего чуть позади.