Золотко в космосе, или #держи_ведьму (Арьяр) - страница 51

— Вот почему вы стали называться драконидами, — я тоже коснулась ладонь сферы. Ледяная. — Наездниками драконов.

— У нас симбиоз. Еще кто на ком ездит, — рассмеялся Аррадор. — Нам пора. Время, Василиса.

17

Габриэлю сна не требовалось, это был единственный плюс посмертного существования. И еще тот факт, что для него теперь не существовало материальных границ. Тюрьмы тела. Якоря тела. Зато он убедился, что прав был философ Декарт в своем гениальном прозрении: «Cogito ergo sum» — «Мыслю, следовательно, существую».

Габриэль мыслил. И существовал, пока мыслил. Проще всего было существовать в диалогах. Осмысливать слова собеседника, обдумывать, транслировать в сны Ярослава свои реплики и образы. Не зря древние философы Земли писали свои трактаты в форме диалогов.

А еще в таком существовании была невозможна ложь. Нельзя солгать, не изменив собственной сути. Ярослав, видимо, тоже это понял, потому что его вопросы становились все более острыми и жгли как раскаленный гвоздь. И главный он задал уже при следующей беседе.

«Ты ее любишь?».

Конечно, речь о Василисе, о ком же еще. Тем более, что сразу возник образ, который Ярослав хранил в памяти: облитая солнцем девочка с мокрыми от слез ресницами протягивала брату найденного бельчонка, пострадавшего от вороньего клюва. Услышал Габриэль и щемящую нежность в сердце славянина, и гордость за сестру, отогнавшую своей силой воронью стаю, которая могла заклевать и трехлетнюю малышку. Это было первое проявление силы маленькой ведуньи — способность управлять эмоциями живых существ.

Но не успел Габриэль воспринять все богатство оттенков того далекого дня, сохраненного в памяти ведуна, как образ Василисы сменился на более зрелый. Это была уже совсем взрослая девушка, увиденная глазами брата после долгой разлуки. Правда, Габриэль, глядя на зеленоглазку с солнечными локонами, смотрел совсем не как брат.

«Да, люблю», — признался он.

Сложно утаить что-либо от того, благодаря кому существуешь. Ярослав считывал Габриэля, как самого себя.

«Если бы я не знал, что ты сейчас не можешь лгать, не поверил бы. Еще скажи — влюбился с первого взгляда», — фыркнул Яр.

«Может быть и с первого».

Если бы Габриэль мог, он бы зажмурился, смакуя воспоминание — растрепанная, исцарапанная девчонка в убогом сером платье стандартного покроя выглядела как королева с золотой короной на прекрасной голове. В зеленых глазах полыхал непримиримый огонь, и она излучала такой коктейль эмоций и силы, что Гэб, повидавший самых первых красавиц своего мира, самых богатых и холеных, на миг задохнулся от восхищения.