— Он пил?
— Выпивал. Один. Жена жаловалась моей Анюте.
— Почему?
— Не каждый выдерживает в такой глуши, Андрей, — ответил Шустов. Он сказал это так, будто оправдывал того старого начальника заставы.
А я не мог оправдать его. Жить здесь, томиться, писать рапорты, пить в одиночестве — да пропади она пропадом, такая жизнь! Уж лучше честно признаться, что для тебя идеал — ночной сторож на овощном складе. Я пытался представить себе, что чувствовал тот капитан, как мог работать, и у меня не получилось ничего. Странно, я уже много лет на границе, но каждый раз, когда выхожу на контрольно-следовую полосу, меня охватывает одно и то же неизменно острое ощущение. Оно появилось давно, с тех пор, как я приехал на границу на стажировку. Вся страна была у меня за спиной, а передо мной лежали последние метры ее земли. Это ощущение было и радостным и тревожным одновременно, к нему примешивалось еще какое-то неизвестное мне чувство особой торжественности и значительности того, что вот я — в ту пору курсант Лобода — стою здесь и поэтому люди позади меня могут жить спокойно. Нет, человек, у которого пустые бутылки из-под водки запрятаны в буфете, не мог чувствовать того же. Возможно, полковник Флеровский прав — пограничником надо родиться. Но тогда прав и Шустов: не каждый выдерживает границу. Она требует всего человека и не прощает слабости.
— Ладно, — сказал я. — Потом уберем весь хлам. Пойдем в канцелярию.
На улице было еще холодно, и во всех помещениях топились печи. В канцелярии стояла жара. Я распахнул окно, отодрав узенькие полоски бумаги, которыми оно было оклеено.
Здесь тоже висела карта. Это был мой участок, теперь-то я мог рассмотреть его подробнее. Где-то там, через голый лозняк, вдоль кромки болот, по берегам двух озер шли сейчас дозоры. Мой заместитель, которого я еще не знаю, тоже там: он ушел проверять наряды.
Я все смотрел на карту. Вот дорога в тыл — по ней я приехал. Еще одна дорога — судя по знакам, хорошая, грунтовая, — идет на юг, вдоль нее село Новая Каменка.
— Большое село? — спросил я старшину.
— Большое. Тысяча тридцать человек — старых, малых и средних. Школа-восьмилетка, клуб. И колхоз крепкий. Председатель там хозяйственный мужик, сам увидишь. Однорукий. Руку под Москвой потерял в сорок первом.
— Да, конечно, увижу. И председателя, и село, и колхозников.
Мне очень хотелось спросить Шустова, что представляет собой мой заместитель, младший лейтенант, но тут же я одернул себя. Опять спешка! Или на готовое мнение потянуло? А вдруг старшина относится к нему предвзято? Было же с ним такое, когда один курсант... Ладно, подождем, сказал я себе. Сами с усами. Разберемся в младшем лейтенанте: он должен был появиться с минуты на минуту и появился наконец.