Радость продолжалась недолго, министерство отказало в утверждении ввиду политической неблагонадежности. Оставалось записаться в помощники присяжного поверенного, и меня принял известный тогда на юге адвокат В. Я. Протопопов. У жены его, жеманной генеральши по первому браку (в будуаре стоял портрет бравого генерала), было большое состояние, и они занимали роскошную большую квартиру. Уезжая в провинцию по делам, Протопопов оставлял на меня кабинет, а возвращаясь, проходил со мной гражданские законы, которые благодаря ему я отлично изучил. Позже он был выбран городским головой Одессы, а во времена Третьей Думы вдруг появился в Петербурге и оживленно рассказал, что, так как падчерица, вопреки его настояниям, вышла замуж за несимпатичного ему инженера, «я схватил шапку в охапку и переехал к вам в Петербург, принимайте гостя!».
У Протопопова я работал с полгода, пока в Окружном суде затягивалось рассмотрение моего ходатайства, завершившееся отказом в зачислении в адвокатуру – патент неблагонадежности и тут проявил свое действие. Председателем Одесского суда был М. Г. Акимов, впоследствии министр юстиции и председатель Государственного совета. Теперь, после отказа Окружного суда начались бесконечные мытарства. Куда я только ни бросался и чем только ни готов был заняться, лишь бы добыть заработок. Знакомые исхлопотали место в конторе крупного торгового дома готового платья Мандель и даже вызвали меня в Москву, но, по-видимому, я не понравился хозяевам и принят не был. Обещана была должность в одном из многочисленных банков еврейского миллионера Полякова, если я готов ехать в Персию. Хотя я, не задумываясь, согласился, но и из этого тоже ничего не вышло.
Однажды пришел я с отцом к виднейшему одесскому адвокату Т. для консультации по сложному гражданскому процессу, возникшему из аренды упомянутого винокуренного завода в Белгороде. По окончании консультации Т. предложил мне заведовать его канцелярией за вознаграждение в 75 рублей в месяц. Нечего и говорить, что я с радостью и благодарностью согласился, и мы условились, что я уже с завтрашнего дня приступлю к работе. В сущности, это предложение ничего заманчивого не представляло, не открывало никаких перспектив, но на голодухе по занятию и какому-нибудь заработку смущаться не приходилось, и мы вышли с отцом довольными совершенно неожиданной удачей. Но радость была опять непродолжительна. Уже через несколько часов получено было извинительное письмо, в котором Т. запутанно объяснял, что он несколько поторопился, что он известит, когда можно будет приступить к работе, если, конечно, к тому времени я еще буду свободен.