Шерлок Холмс не обманулся в своих ожиданиях. Два дня спустя он получил объемистый конверт, в котором лежали короткая записка от сыщика и отпечатанный на машинке документ, занимавший несколько страниц большого формата.
– Все как надо: Лестрейд его схватил, – взглянув на меня, сказал Холмс. – Быть может, вам любопытно будет узнать, что он мне пишет.
«Дорогой мистер Холмс,
в соответствии с планом, который мы выработали для проверки наших гипотез… (это „мы“ прелестно! – не правда ли, Ватсон?..) вчера в шесть часов вечера я отправился в док Альберта и поднялся на борт парохода „Майский день“, который принадлежит компании, обеспечивающей рейсы между Ливерпулем, Дублином и Лондоном. На мой запрос ответили, что стюард по имени Джеймс Браунер сейчас на борту, однако во время плавания он вел себя настолько странно, что капитан вынужден был отстранить его от службы. Я сошел вниз, где находилась его койка, и увидел, что он сидит на сундуке, обхватив голову руками и раскачиваясь из стороны в сторону. Это рослый, мускулистый парень, гладко выбритый и очень смуглый; немного похож на Олдриджа, который помогал нам в истории с мнимой прачечной. Едва услышав мой вопрос, он вскочил на ноги, и я уже собрался вызвать свистком двух молодцов из речной полиции, но Браунер тут же обмяк и покорно дал надеть на себя наручники. Мы поместили стюарда в камеру и обследовали его сундук в надежде обнаружить какие-либо улики, однако старались попусту: помимо длинного острого ножа, обычного у большинства моряков, там ничего особенного не нашлось. Впрочем, выяснилось, что никаких дополнительных доказательств и не требуется: представ в участке перед инспектором, Браунер пожелал сделать устное заявление, которое, разумеется, и было занесено нашим стенографистом на бумагу. Мы располагаем тремя машинописными копиями, одну из которых прилагаю. Дело оказалось, как я с самого начала и предполагал, исключительно простым, но тем не менее я признателен вам за содействие в моем расследовании.
С наилучшими пожеланиями,
искренне ваш – Дж. Лестрейд».
– Хм! Расследование действительно оказалось предельно несложным, хотя не думаю, что оно представлялось Лестрейду именно таким, когда он призвал нас на помощь. Но давайте-ка выслушаем самого Джима Браунера. Вот его заявление, сделанное инспектору Монтгомери в Шедуэллском полицейском участке: по счастью, застенографированное дословно.
«Есть ли мне что сказать? Да, я должен сказать многое. Должен выложить все начистоту. Можете меня повесить, можете отпустить на все четыре стороны – мне все равно. Говорю вам, что глаз не сомкнул с тех пор, как это сделал, да и не сомкну, пока не усну вечным сном. Иногда передо мной встает его лицо, но гораздо чаще – ее. Без них – никак. Он глядит хмуро и злобно, а она – вроде бы с удивлением. Да как же ей было не удивиться, невинной овечке, когда она прочитала себе смертный приговор на лице, которое редко выражало что-то, кроме любви к ней.