Шерлок Холмс. Его прощальный поклон (Дойль) - страница 82


– Не могу согласиться, что новая иллюстрация служит объяснением, – ответил я довольно едко.

– Браво, Ватсон! Возражение, достойное настоящего логика. Давайте посмотрим, о чем шла речь. Возьмем последний пункт – кэб. У вас на левом плече и на левом рукаве пальто, как вы сами видите, брызги. Если бы вы сидели посередине хэнсома, то брызги, скорее всего, на вас бы не попали, а если бы и попали, то наверняка – с обеих сторон. Следовательно, вы сидели слева. И понятно, ехали не один.

– Да, это вполне очевидно.

– До нелепости просто, не правда ли?

– Но при чем тут ботинки и баня?

– Ребенку ясно. Шнурки вы обычно завязываете на один манер. Сейчас я вижу, что они завязаны замысловатым двойным узлом, а это вам несвойственно. Следовательно, вы их снимали. А кто их зашнуровал? Либо сапожник, либо прислужник в бане. Сапожника, по-видимому, следует исключить, поскольку ботинки у вас почти новые. Итак, что в остатке? Баня. Смешно, не так ли? Но при всем при том турецкая баня сослужила свою службу.

– А именно?

– По вашим словам, баня потребовалась ради встряски. Позвольте вам предложить таковую. Мой дорогой Ватсон, вас устроит Лозанна? Билеты первого класса, и все расходы оплачены с королевской щедростью.

– Великолепно! Но с чего бы это?

Холмс откинулся на спинку кресла и вынул из кармана записную книжку.

– На свете мало кто опасней, – начал он, – путешествующей без цели одинокой женщины. Она наиболее безобидное и нередко наиболее полезное из смертных существ, однако неминуемо возбуждает в окружающих тягу к преступлению. Она беспомощна. Кочует с места на место. У нее достаточно средств, чтобы переезжать из страны в страну и менять гостиницы одну за другой. Порой она теряется в лабиринте сомнительного рода пансионов и меблированных комнат. Она заблудший цыпленок в мире лисиц. Если ее сожрут, никто и не хватится. Весьма опасаюсь, что с леди Франсес Карфэкс случилась какая-то беда.

Этот внезапный переход от общего к частному меня несколько успокоил. Холмс, сверившись со своими записками, продолжал:

– Леди Франсес – единственный отпрыск прямой ветви рода покойного графа Рафтона. Поместье, как вы знаете, наследуется по мужской линии. Леди Франсес осталась со скудными средствами, однако ей принадлежат превосходные старинные испанские украшения из серебра и искусно ограненные бриллианты, к которым она необычайно привязана – даже слишком привязана, поскольку отказалась передать их на сохранение банкиру и всегда возит с собой. Довольно трогательная персона эта леди Франсес: красивая женщина, едва достигшая средних лет, однако, волею судеб, последний обломок флотилии, которая столь славилась всего лишь двадцать лет тому назад.