– Фотография, – кивнул Манфред. – А что сталось с остальными двумя?
– Остальные двое были итальянцами, в Малой Азии их отправили за решетку до конца жизни. И в Лондон Сторн вернулся уже единственным собственником концессии, прибыль от которой после размещения акций составила три миллиона фунтов.
На следующий день Леон ушел из дома с утра пораньше и уже в десять часов звонил в дверь Бурсон-Хаус.
Дворецкий с тяжелым подбородком, отворивший ему, окинул его подозрительным взглядом, но в остальном проявил подобающую почтительность.
– Мистер Сторн пребывает за границей и вернется лишь через несколько недель, сэр.
– Могу я увидеть секретаря мистера Сторна? – пустив в ход все свое обаяние, осведомился Леон.
– В этом доме у мистера Сторна никогда не было секретаря; молодую леди в такой должности вы найдете в головной конторе в «Персидском нефтяном тресте».
Леон, порывшись в кармане, извлек на свет визитную карточку.
– Я один из Бурсонов, – сказал он, – и, кстати, мой отец родился здесь. Несколько месяцев назад, будучи в Лондоне, я просил у мистера Сторна разрешения осмотреть дом.
На карточке, подписанной Фердинандом Сторном, было начертано: «Разрешаю предъявителю сего осмотреть мой дом во время моего отсутствия в городе». Леону потребовался почти час, чтобы подделать этот пропуск.
– Боюсь, я не могу впустить вас, сэр, – ответил дворецкий, загораживая проход. – Перед отъездом мистер Сторн приказал мне не впускать в дом посторонних.
– Какой сегодня день? – внезапно спросил Леон.
– Четверг, сэр, – ответил дворецкий.
Леон кивнул.
– День сыра, – обронил он.
Дворецкий растерялся лишь на долю секунды.
– Не понимаю, что вы имеете в виду, сэр, – проворчал он и захлопнул дверь перед самым носом посетителя.
Гонсалес обошел особняк по периметру.
Закончив, он в приподнятом и едва ли не возбужденном расположении духа отправился домой, где и оставил указания Раймонду Пуаккару, среди прочих достоинств коего числились обширные связи в криминальном мире. В Лондоне не было ни одного крупного гангстера, которого бы он не знал. Пуаккар часто посещал некое столичное питейное заведение, где встречались мошенники и взломщики сейфов: он мог в любой момент сказать, о чем сплетничают в тюрьмах, и тайные новости преступного мира были ему известны, пожалуй, лучше, чем любому сыщику в Скотланд-Ярде. Вот его-то Леон и отправил раздобыть информацию. В небольшой таверне неподалеку от Ламбет-Уок Пуаккар разузнал о смуглом филантропе, решившем воспользоваться услугами, по крайней мере, троих бывших заключенных.
Возвратившись, он застал Леона в одиночестве. Тот через сильное увеличительное стекло рассматривал странные отметки на оборотной стороне чека.