– Бразилец? – продолжал допытываться он.
Мадам Веласкес покачала головой.
– В Бразилии мы говорим по-португальски, – возразила она. – Нет, сеньор Гонсалес…
– Гонсалес? – быстро переспросил Лексфилд. – Уж не Леон ли Гонсалес? Один из этих свине… «Троих Благочестивых»?
Она выразительно приподняла брови.
– Так ты их знаешь?
В ответ он рассмеялся.
– Я слышал о них. Мерзавцы, которых следовало бы давным-давно повесить. Они – убийцы и воры. И у них достало наглости нанести тебе визит! Полагаю, он наговорил обо мне всяких гадостей? Правда же заключается в том, что вот уже много лет я остаюсь их врагом…
И он поведал ей выдуманную историю о своем первом столкновении с троицей, а она внимательно выслушала его.
– Как интересно, – наконец обронила мадам. – Нет, они всего лишь сказали, что ты – плохой человек, тебе нужны мои деньги и что у тебя дурная – какое же слово они употребили? – репутация. Знаешь, я очень сильно рассердилась, особенно когда они сказали мне, что у тебя есть жена, чему я, конечно же, не поверила, потому что ты не стал бы меня обманывать. Завтра он придет снова, этот сеньор Гонсалес, – я и вправду позабавилась благодаря ему, когда перестала злиться. Ты пригласишь меня на обед, чтобы я рассказала тебе, о чем он со мной говорил, да?
Гэрри был раздосадован, мало того – сильно встревожился. Он смог легко вычислить и распознать человека, предпринявшего в отношении него столь сокрушительные действия; и, убедившись в своей правоте, Лексфилд решил, что станет впредь десятой дорогой обходить тех, кто жил под знаком серебряного треугольника. У него достало здравого смысла сообразить – было бы верхом неблагоразумия настраивать их против себя, и он искренне надеялся, что они проявили куда меньше усердия в слежке за ним, чем он – в установлении их личностей.
Гарри сменил тему и, несмотря на присутствие свидетельницы, превратился в самого пылкого и нежного возлюбленного, пустив в ход все свое искусство обольщения. Перед ним маячил приз, превосходивший его самые смелые мечты.
Его ближайшей задачей стали двадцать тысяч фунтов, доставшиеся леди в виде дивидендов. Мадам Веласкес уже продемонстрировала ему свою полную беспомощность в денежных вопросах, хотя он и подозревал, что она достаточно умна и проницательна. О финансовом рынке Гэрри Лексфилд мог рассуждать долго, пространно и со знанием дела. Это был его конек; в то же время, именно с ним и были связаны все его постоянные неудачи. Не родился еще тот вор, который не испытывал бы гордости по поводу своей проницательности и ловкости в денежных вопросах, вот и Гэрри в своей пока еще недолгой, но уже бесчестной жизни время от времени выходил на рынок с катастрофическими для себя последствиями.