– Нет, причиной болезни стало падение с лошади; однако в полной мере последствия этого инцидента проявились лишь много лет спустя.
Он кивнул и улыбнулся.
– Так я и думал. А где были вы в то время, как его увозили?
– В школе в Мельбурне, – ответила она, – или, точнее, в пригороде Мельбурна. Последний раз я видела отца, когда мне исполнилось семь. Он очень долго оставался в том ужасном месте, и мне не разрешали видеться с ним.
– А теперь скажите-ка вот что: кто такой мистер Флейн? Вы знаете его?
Она покачала головой.
– Он кузен моего отца. Мне известно лишь, что папа одалживал ему некоторые суммы и он как раз был на той самой ферме, где все и случилось с отцом. Я получила от него несколько писем по поводу денег. Он же оплатил и мой переезд в Англию. И именно он предложил мне вернуться домой и попытаться забыть обо всех неприятностях, свалившихся на меня.
– И вы никогда его не видели?
– Никогда, – сказала она. – Однажды он, правда, приезжал в школу, но в тот день я была на пикнике.
– И вы не знаете, сколько денег оставил вам отец?
Девушка вновь покачала головой:
– Понятия не имею.
– А теперь, мисс Фаррер, я хотел бы услышать о том негре, который, по вашим словам, следил за вами, и о собаке.
Помимо собственно факта слежки, ей почти не о чем было рассказывать. Преследование началось два года назад, и однажды к ней даже наведался доктор, чтобы осмотреть ее. Услышав об этом, Леон быстро прервал девушку:
– Вы сами посылали за врачом?
– Нет, – с некоторым удивлением отозвалась она, – но, наверное, он узнал об этом от кого-нибудь, хотя от кого именно, я даже не представляю, потому что рассказывала об этом очень немногим.
– Вы не могли бы показать какое-нибудь из писем мистера Флейна?
Они хранились у нее в выдвижном ящике комода, и Леон внимательно изучил их. Послания были написаны в крайне необычном тоне, совсем не таком, коего следовало бы ожидать от опекуна или человека, распоряжающегося ее состоянием. В целом, письма представляли собой бесконечные жалобы на трудности, с которыми сталкивался автор, оплачивая ее обучение в школе, одежду и, в конечном счете, даже переезд в Англию. Кроме того, опекун в каждом письме непременно подчеркивал тот факт, что отец оставил ей очень мало денег.
– Это правда, – сказала она. – Бедный папа был весьма эксцентричен в обращении со средствами. Он не хранил акции и наличность в банке, а всегда возил их с собой в большом железном ящике. Собственно, он отличался крайней скрытностью, поэтому никто так и не знал, сколько же денег он имел. Я думала, папа очень богат, потому что он был немного, – тут она заколебалась, – скуповат. Да, пожалуй, это самое подходящее слово. Мне бы не хотелось отзываться о нем пренебрежительно, но он вовсе не имел привычки сорить деньгами, и когда я узнала, что он оставил мне лишь несколько сотен фунтов и немного акций, да и те не имели особой ценности, то была поражена. Как, разумеется, и все в Мельбурне – то есть, я имею в виду, все, кто знал нашу семью. Собственно говоря, вплоть до самого последнего момента я считала себя нищей. Однако несколько месяцев назад мы обнаружили, что отцу принадлежала значительная доля акций компании «Западно-Австралийский золотой рудник», о которых никто ничего не слышал. Это выяснилось совершенно случайно. И, если все, что о них говорят, правда, то я буду очень богата. Адвокаты пытались связаться с мистером Флейном, но получили от него всего одно или два письма. Первое было отправлено из Китая и адресовано мне, а второе, по-моему, из Японии.