Это могло звучать так:
• «Не выдумывай, нет ничего страшного»;
• «Прекрати реветь, ничего у тебя не болит»;
• «Нечего плакать, ведь ничего не случилось»;
• «Нечего себя жалеть, руки-ноги целые».
Точно так же взрослый нарцисс обращается с собой.
• Запрещает себе жалеть себя и показывать, что ему плохо, больно, страшно.
• Сдерживает эмоции в присутствии других людей.
• Обесценивает свои переживания.
• Думает, что если ему действительно плохо – это не повод, чтобы жаловаться и тем более жалеть себя.
Один клиент рассказывал мне, что никакое плохое самочувствие не заставит его перестать делать то, что он задумал. Никакое плохое обращение с ним – не повод задуматься о том, что с ним так нельзя. На мой вопрос: «Я верю, что вы можете многое выдержать и вытерпеть, но зачем?» – он без всякой запинки ответил: «Это роскошь – уходить оттуда, где плохо».
И в этом опять кроется большой парадокс. В каких-то вопросах нарциссы нетерпеливы и независимы. А в каких-то настолько нечувствительны к своему дискомфорту и одержимы поставленной задачей, что, опираясь на свою силу и неуязвимость, готовы выдерживать огромную неудовлетворенность ситуацией. Нарциссов все подозревают в эгоизме, но иногда они не умеют элементарно заботиться о себе.
Хиллман говорит как раз об этом: «Жалость к себе является началом глубокой заботы о себе. Через нее я могу прийти к открытию в себе множества качеств, которые ожидали этого погружения в стремление к спасению, в утраченные желания и сожаления о неправильном выборе. Ибо жалость к себе является одним из путей к открытию себя, к самораскрытию; она раскрывает мою устремленность к себе»[25].
То есть именно жалость к себе открывает возможность присвоить себе ту заботу, которую ждешь от окружения. Опираясь на жалость, на адекватное признание своих трудностей, боли и тяжелых переживаний, можно обеспечить себе тот уровень заботы, в котором нуждаешься.
Нарциссы приходят в терапию с весьма четкими и очень жесткими установками «не надо меня жалеть». Причем это же самое распространяется на любое проявление сочувствия и сопереживания. С одной стороны, это обеспечивает привычное обращение с собой. А с другой – живое присутствие с большой долей вероятности может обрушить железобетонные нарциссические защиты, под которыми окажется трепетное и горюющее сердце.
Нарцисс боится почувствовать собственную боль, которая сделает его обыкновенным человеком, которому неподвластны переживания и который, как и все мы, страдает.
Нужда в утешении погребена так далеко, что ее даже нет в опциях. Нарцисс не верит, что до его чувств есть кому-нибудь дело, и искренне удивляется, когда это оказывается не так.