— Я буду другим — сказал Олег, неизвестно к кому обращаясь и подняв монету, сунул её в кошелёк.
Подойдя к окну, Олег навалился грудью на подоконник, и принялся рассматривать утренний город. Старуха молочница со скрипучей тележкой тяжело переходила улицу. Две кошки шли за ней, задрав хвосты, и раскрывали в крике рты. Вдруг кошки остановились. Грохот копыт, родившись вдалеке и кошки кинулись врассыпную, старуха принялась толкать телегу быстрее но колесо застряло, наехав на камень. Старуха засуетилась вокруг товара, сняв с телеги один глиняный горшок, она отбежала с ним на край дороги. Четвёрка всадников в серой броне с грохотом вырвалась на узкую улицу. Тележка, жалобно охнув, перевернулась, белая молочная река потекла по камням, вбирая в себя сор. Боевой конь заржал, унося равнодушного всадника. А старуха на краю пустой улице даже не шевельнулась. Она ничего не говорила, никого не проклинала, она просто смотрела тоскливо вслед всадникам в серой броне, слеза ползла по её щеке. Взорвался болью висок и растирая его Олег перевёл взгляд со старухи на молочное озеро растекающееся вокруг перевёрнутой тележки.
Кошелёк, звякнув, упал возле ног старухи, и она испуганно дёрнулась. Потом подняла тяжело зашуршавший подарок раскрыла его и охнув принялась смотреть на ряды окон. Никого не было в окнах, да и кто из нормальных людей мог бросить к ногам старухи двадцать золотых дартов, цену доброго каменного дома, лошадей и слуг. Поэтому старуха не думая больше о людях подняла к небу сияющие глаза и принялась молиться.
А в комнате гостинницы сидел человек, ему было как обычно стыдно за себя. За свои жесты, за свои мысли, за свою фигуру, за свои поступки. Вечно раздираемый противоречиями человек с чёрным императором Аббадона внутри.
Горан вошёл в комнату с тяжёлым деревянным блюдом, на котором стоял кувшин вина и дымились поджаренные ломти мяса.
— Есть хочешь Олаг.
— Зверски — Олег оставил в покое висок и бросился помогать другу.
Они сидели и завтракали. Пили вино. Горан рассказывал про игру, а Олег смеялся, и всё снова было хорошо до нового приступа чужой или своей боли. Вечной боли алого цвета.
А потом Олег признался другу.
— Я уезжаю.
— Один?
— Один, но ненадолго. Мне всё-таки надо пройтись дорогой воина. На базаре я видел шатёр Серого братства наёмных отрядов. А утром в его сторону проскакали четверо наёмников. Я собираюсь прогуляться по тёмной стороне войны друг мой. А ещё собираюсь выжить в ней.
— Твой выбор.
— Мой. И пока я не ушёл я хочу поделиться с тобой кое-чем.
Олег, опёршись на локоть, откинулся на кровати.