Это продлилось недолго. В августе близнецы отомстили. Грация нашла носок Ренцо на полу у кровати и подняла его как трофей:
— А это еще что?
Сердце у меня остановилось. Я пожала плечами и сделала безразличное лицо.
— А на что это похоже? — Альберта сидела на кровати, скрестив ноги, и сладко улыбалась.
— Посмотрим-посмотрим. Похоже на носок! — Грация ухмылялась, болтая носком туда-сюда. — Странно, но носок вроде бы мужской. И какой бы мужчина мог его оставить?
Обе вопросительно смотрели на меня.
— Откуда мне знать? — Я почувствовала, что лицо мое заливает краска.
— Ах! — Грация швырнула грязный носок мне на кровать. — Наверное, Эрнесто переодевался в нашей комнате. Верни ему.
— Его нет дома, — сказала я.
— Ну оставь на его одеяле. Скажи маме, что он разбрасывает носки где попало, а заодно и второй поищи.
Я посмотрела на нее и выбежала в гостиную. Мама и Мария взглянули на меня, но промолчали, когда я кинула носок на постель Эрнесто и бросилась обратно в спальню.
Наутро Эрнесто ни слова об этом не сказал, как и близнецы. Когда Мария ушла, я попыталась разыскать грязный носок, но нигде его не нашла. Я рассказала все Ренцо, но он не испугался. Носок — это просто носок, кто сможет по нему выследить хозяина? Из осторожности мы не виделись неделю. И этот срок стал для меня пыткой. Я вся горела и хотела выбраться из собственной кожи.
Но ничего больше не произошло. Мы с Ренцо решили, что все забыто, и вернулись к прежнему, ослепленные желанием.
А одним теплым сырым днем мы услышали топот на лестнице. Дверь открылась так быстро, что мы успели только похватать одежду с пола. Я никогда не видела матери Ренцо, но узнала ее в то мгновение, когда она своим широким задом перегородила вход в спальню. Я замерла, прижимая платье к груди. В открытое окно влетали капли дождя и холодили мне ноги. Эту женщину я видела в наш первый день здесь — она кричала что-то из окна. Теперь она размахивала грязным носком, как боевым знаменем.
Ренцо в ужасе натягивал штаны и рубашку. Я ожидала услышать: «Мама, это Сигне, я собираюсь все сделать как следует и жениться на ней, так что не беспокойся». Но он не сказал ни слова, даже когда мать ударила его в плечо, а потом в висок, крича что-то по-итальянски. Ренцо съежился, опустил плечи и позволил себя поколотить, как ребенка. Она казалась не слишком сильной женщиной, он мог бы ее остановить, если бы захотел, но Ренцо стоял, позволяя ей отвешивать пощечины. Я хотела броситься на нее и защитить Ренцо. Наверное, так и стоило сделать. Если бы он увидел, что я не слабее его мамаши, все, возможно, пошло бы по-другому. Но я молча стояла, пока она выталкивала его за дверь. Обернувшись, она выкрикнула несколько итальянских слов.