— Прекрати, — прошептала Эдна. — Ты привлекаешь внимание.
— Сестра Мария слепая, как летучая мышь. Она меня не видит от дверей. — Мэйбл села на кровать. Из-под ночной рубашки торчало шерстяное платье. — Ключ у тебя?
— Да.
— Хорошо. — Она легла и накрылась одеялом. — Ненавижу воскресенья. Все эти молитвы еще хуже стирки. Очень спать хочу. А ты, Эдна, спишь как бревно. — Она посмотрела на меня. — Тебе можно верить? Ты не заснешь?
Я кивнула. Меня так трясло, что я точно не смогла бы заснуть.
— Ну и ладно. Я только на минутку глаза прикрою. — Она повернулась на бок и накрыла голову подушкой.
Эдна смотрела в потолок.
— Я не стану спать. Это не стоит риска. Если никто не проснется, меня утром поймают с ключом.
Через некоторое время Эдна, несмотря на все свои усилия, задышала глубже. Рот у нее приоткрылся, а веки начали вздрагивать — ей снился сон. Я лежала, глядя, как почти полная луна крадется по небу. Она была ярче, чем хотела Мэйбл, но я не тревожилась. Оказавшись за стеной, я сразу пойму, в какой стороне дом.
Когда луна добралась до середины окна, я встала и разбудила Эдну. Она раскрыла глаза, села и вытерла каплю слюны с губ. Встав, она стянула подушку с головы Мэйбл, и та вскочила, словно безумная. Но довольно быстро она пришла в себя, и ее маленькие кривые зубы блеснули в усмешке. Не говоря ни слова, мы стянули ночные рубашки, сунули их под одеяла и попытались придать им форму, напоминающую спящих людей.
Стараясь не шуметь, вы выскользнули из комнаты (Мэйбл тащила целый ворох простыней, прихваченных из шкафа) и двинулись вперед, то и дело замирая и прислушиваясь. Но раздавался только вой ветра, да время от времени трещали половицы. А потом вдруг кто-то позвал:
— Эффи?
Мы обернулись. Доротея стояла в дверях детского дортуара, вся растрепанная и сонная.
— Куда вы идете? — обиженно спросила она, будто я убегала от нее.
— Иди к себе, — злобно прошипела я. Она могла все разрушить. — Я велела тебе оставаться в постели.
— Черт! — выругалась Эдна. — Избавься от нее, и пусть она помалкивает.
Она быстро пошла вниз по лестнице. Мэйбл поспешила за ней. Простыни тащились за ней, как безвольные призраки.
— Иди, — велела я Доротее, но та не двигалась. Я подошла к ней, и ее огромные глаза наполнились слезами. — Извини. Если ты будешь хорошей девочкой и пойдешь в кроватку, я поищу твоего папу, ладно?
— Ты знаешь моего папу? — просияла она.
— А как его зовут?
— Чарльз Хамфри.
— Я его найду. А теперь ложись.
— Обещаешь?
Я знала, что это маловероятно, но все же кивнула:
— Обещаю.
Доротея быстро и нежно поцеловала меня в щеку и исчезла в темной комнате. Подол белой рубашки мелькнул и растаял, как рябь на пруду.