Хореограф указал на нее пальцем.
— Я больше не стану тратить на вас время, — сказал он. — Одна ошибка — и вам найдут замену.
Он махнул рукой дирижеру, который поднял палочку, и балерины разбежались по местам.
По пути домой мама села между мной и Луэллой на заднем сиденье автомобиля. Капли пота сбегали по шее шофера, солнечные лучи нещадно жгли, шумели трамваи и автомобили. Мама начала оживленно обсуждать выступление Луэллы, когда мы проехали мимо тележки с воздушной кукурузой, и я торопливо вставила:
— Давайте остановимся, купим кукурузы.
— Нет, и не перебивай! — отрезала мама.
Я обиделась и отвернулась. Стены домов мерцали от жары, влажная дымка висела над рекой из сюртуков и шляп, которая текла по улице.
— Пируэты у тебя хороши, и ритм ты держишь отлично. Но ногу надо отводить дальше! Дальше! — Она вытянула руку. — И тянуть носок, как только оторвешь ногу от пола.
Я покосилась на сестру, которая, отвернувшись от мамы, уставилась в окно. Раньше она любила говорить о балете и обсуждать каждую мелочь. Теперь она не промолвила ни слова.
Больно было смотреть, как мама пытается ее поддерживать. Она начала что-то говорить, затем вздохнула и замолкла. Несколько минут мы ехали молча, наконец мама сумела выговорить то, что давно собиралась:
— Мы с отцом решили отправить тебя осенью в Париж.
— Что?! — Луэлла резко повернулась. — Почему?
— Тебе шестнадцать. Это лучшее время для поездок за границу. Ты никогда не видела моей матери, своего дяди Жоржа и моей родной страны.
— А как же Эффи? Почему ей не нужно ехать?
Не нужно? Я бы с удовольствием поехала.
— Ты прекрасно знаешь, что Эффи не выдержать такой поездки.
— Я не хочу. — Луэлла скрестила руки на груди.
— Не будь такой неблагодарной. Это не помешает твоим танцам. Спектакль в сентябре, и мы устроим поездку в октябре.
— А как же школа? — поинтересовалась Луэлла, хотя я прекрасно понимала, что до школы ей дела нет.
— Назовем это каникулами. Ты нагонишь. Путешествие в Европу лучше любых учебников.
— Я не еду.
— Не глупи. Что за девушка, которая не хочет увидеть Париж?
— Я не хочу! И танцевать в «Гензеле и Гретель» тоже не хочу.
Мама притихла. Взгляд ее метнулся вперед, она сцепила руки, как будто что-то сминала. Повисла неприятная тишина.
— Ты подписала договор. У тебя нет выбора.
Луэлла опустила плечи. Умоляюще посмотрела на маму:
— Ты слышала Михаила. Я ужасна. Он собирается меня заменить. Я слишком тяжелая. Другие балерины — как стручки. Они вдвое меньше меня. Не знаю, почему я заняла первое место на просмотре. Меня ноги не слушаются. У меня мозоли. Я не умею делать фуэте и не хочу уметь.