Привезти оттуда что-то стоящее, — пистолет или золотое колечко, — невозможно. Вдруг отсутствие именно этого кольца в ювелирной лавке не позволит стеснительному молодому человеку сделать предложение вовремя, и не родится какая-нибудь Важная Историческая Личность. Или, что еще неприятнее, без оружия не погибнет другой Ключевой Персонаж. Любой предмет вплетен в ткань пространства-времени и способен повлиять на ход истории. Кроме мусора. Поэтому привозили путешественники сломанные безделушки, скоропортящуюся еду или оборванные уличные афиши.
— Кто это? — спросил Киф.
— Клеопатра, — старик уже замкнулся в своем внутреннем бункере, потому и цедил слова в час по чайной ложке.
Но если набраться терпения, за несколько дней такими темпами можно набрать целый стакан. Хан рассказал о царице Египта — который и до войны-то считался древним. Молодая, красивая и очень порочная: выбирала себе любовника на одну ночь, но чтобы после не хвастался в тавернах и кабаках, ну и не докучал алчными просьбами, травила их особым ядом. Выпил чашу — и в постельку, а на рассвете умрешь во сне, с улыбкой…
Вот оно! Киф понял — это то, что нужно. Только так можно избежать последующих мучений и терзаний. Корпорация заманивает их миражами, подсаживает как на наркотик. Все ради того, чтобы вернувшись, они с удвоенной силой вгрызались в пласты породы, наполняя закрома. А он разорвет этот круг. Чем возвращаться в постылую реальность, лучше умереть в прошлом, испытав прежде неземное блаженство. Здесь его ничто не держит, какой смысл цепляться за серый мир?!
Киф влюбился. Не в вульгарную брюнетку с афиши. Не в королеву древних песков, которую скудное его воображение не могло даже представить. Влюбился в мечту. Не отказался от нее даже когда узнал сколько еще придется откалывать эребус ради столь далекого прыжка.
— Три тысячи долбанных дней в шахте обменять… На одну ночь, — удивился бригадир, окончив расчеты. — Ты в своем уме? Почти десять лет жизни…
— Разве тут жизнь? — парировал Киф. — Настоящая жизнь начнется с Клеопатрой.
«С нею же и закончится», — добавил он про себя.
Мечта Кифа быстро переросла в навязчивую идею, такое рано или поздно происходило со всеми в Куполе. Подобная идея еще наполняет радостным предвкушением, но от нее всего один шаг до болезненной мании.
Такого он тоже навидался у Стены. Шахтер из второго отряда, — кажется, Джек, — горбатится, чтобы раз в год улетать на один вечер в Лондон 1888 года. Там режет горло первой встречной проститутке. Они ведь с точки зрения истории такой же мусор, как и сломанные игрушки или обрывки афиш — режь, сколько хочешь, на будущем это никак не отразится… Дальше Потрошитель (так его прозвали лондонские газетчики) сидит в пабе, попивая темное пиво, пока не выдернут обратно в будущее. Таким вот образом завалил пятерых шлюх. А в промежутках между путешествиями всем и каждому рассказывает в подробностях, как смердят викторианские трущобы, и всего хуже несет от гулящей Энни и других продажных девок — поскольку те льют на себя какие-то дешевые духи, которые должны бы маскировать неприятные запахи, но на деле наоборот, только подчеркивает тошнотворную мерзость…