— Вот тогда-то аккурат в тюрьму сядешь, — предупредил Кузьмина Захар. — Терпи уж… раз виноват.
Хозяйскую заботу о колхозных делах Анисим, к удивлению многих, стал проявлять сразу же, как вступил в артель. Он не гнушался никакого дела, работал даже с каким-то остервенением. Но, помня его прошлое, Анисиму не верили. Некоторые прямо говорили при случае:
— Контра — и все тут. Притаилась гадюка, клубком свернулась. Но попомни, Захар, выберет время, дождется, когда можно насмерть ужалить, — и прыгнет.
В душе председатель был вроде и согласен, но все же отвечал осторожно:
— Куда ему… Может, и прыгнул бы, да хвост прищемили.
— Вот-вот… Он выждет время, чтоб хвост можно было выдернуть…
Однажды кто-то в присутствии Захара спросил у Шатрова насмешливо:
— Что-то чересчур уж суетлив ты да угодлив, как молодуха в первые дни после свадьбы… Больно уж об артельном заботишься. По какой бы это причине, а?
Анисим Шатров глянул только одним глазом на Захара, скривил влажные, как у девки, губы, промолвил:
— Я уже говорил одному как-то — без причины на мягком месте и чирей не сядет… Чешетесь от любопытства — так пошоркайтесь вон об угол по очереди.
Захар Большаков так и не понял до сего дня, почему Шатров на два разных вопроса двум людям ответил одинаково. Однако неприязнь к Анисиму с годами исчезла, потому что Шатров не только не пытался «выдернуть хвост», но засаживал его, если можно так сказать, еще глубже. Жил не очень-то устроенной холостяцкой жизнью. Но заботливее, чем иной родитель, воспитывал Марьину дочку.
Захар видел, что порой Анисиму приходилось очень туго и несладко. Но Шатров никогда не жаловался, никогда не просил помощи. Захар сам однажды решил помочь — от чистого сердца предложил в голодный, неурожайный год два пуда ржи. Но Анисим ответил кратко:
— Спасибо. Не надо.
— Не тебе же, ей… Марьиной дочке.
— Не лезь, сказал! — сорвался Анисим, тяжело задышав. А успокоившись, произнес опять мягко: — Спасибо, не надо.
Захар подумал и соврал:
— Это не от себя. От артели.
Анисим помолчал-помолчал и ответил:
— Ладно. Туго нам. Давай. Как случится возможность, отдам. — И снова заходила высоко его грудь. — А больше не лезь со своей заботой.
Хлеб Анисим вернул на другую же осень. И больше Захар не осмеливался вмешиваться в его дела.
Когда пришло время, Анисим так же тихо, без лишнего шума, выдал Марьину дочку за невидного зеленодольского парнишку. И опять зажили втроем потихоньку. Затем стали жить вчетвером — у Марьиной дочки перед самой войной родилась Иринка.
Со временем Анисим Шатров растерял силу, растерял волосы из бороды. Она превратилась у него в жиденькую белесую мочалку. Однако еще мог если не со всеми, то со многими потягаться в работе.