И вокруг каждого стола толпились доярки, скотники, птичницы, механизаторы. Одни требовали выписать для коров комковой соли, другие — подкормки для свиней, кто-то настойчиво просил зоотехника сегодня же осмотреть бычка с белым пятном на лопатке, а два тракториста совали под нос Устину Морозову истершиеся поршневые кольца и настойчиво спрашивали:
— Это как? Можно с таким работать? Машину угробить, что ли? Вы куда смотрите? Ведь сенокос на носу…
— А я при чем тут? Спрашивайте у главного инженера, у председателя, — мотал широкой бородой Устин. — Где я вам возьму? Нету запасных частей.
— То-то же, что нету! У меня вон еще магнето ни к черту. Все обмотки попробивало. Ты бригадир — ты и беспокойся.
Разноголосый гул немного смолк, едва Большаков переступил порог.
— Здравствуйте, — сказал председатель.
— С добрым утречком!
— Здорово ночевали! — послышалось со всех сторон.
— А дождичек-то, Захарыч, а?
— Дождичек славный, — весело подтвердил Захар, направляясь в свой кабинет. — У животноводов как, все в порядке?
— Да смотря что. Коровники сухи, а вон Маньку-доярку насквозь промочило.
— Как же это ты? — спросил председатель у курносой девчонки в сереньком платье.
— Дык с Колькой, известное дело, за деревней шастала. Их и прихватило, — пояснил кто-то.
— Ну и шастала! — огрызнулась девчонка.
— Да нам что! Чихать ведь будешь от простуды. А так — на здоровье.
— «Здоровье»-то как раз ей и промочило. Головенку-то Колька ей своим пиджаком замотал…
Вместе со всеми смеялась и девушка-доярка. А отсмеявшись, проговорила:
— Ежели и промочило, высохну. А вот тебя, Данилка…
Остальных ее слов Захар не разобрал, потому что прошел в кабинет и прикрыл за собой дверь. Но девчонка, видно, насмерть убила чем-то своего обидчика, потому что контора снова вздрогнула от хохота, да такого, что даже Зиновий Маркович закричал, выйдя из себя:
— А, чтоб вас! Тут ведь бухгалтерия, а не какой-нибудь караван-сарай…
Оттого, что утреннее солнце весело проливалось в кабинет сразу через все окна, что ночью прошел долгожданный и хороший ливень, оттого, что скоро возвратится, закончив десятилетку, Мишка, и, наконец, оттого, что за дверью все еще плескался беззлобный, веселый смех, раздавались возбужденные голоса, — настроение председателя стало совсем хорошим. «Караван-сарай», — подумал он, вешая фуражку на гвоздь, и опять улыбнулся. Контора действительно была неудобной — его кабинет да гулкая общая комната, в которой размещался весь колхозный штаб. Скоро будет новое помещение под контору. Но все равно ведь бухгалтер будет называть ее по привычке «караван-сараем».