В ноябре или декабре доход Вулфа достигает такой суммы, что из ста заработанных долларов ему приходится выплачивать восемьдесят в качестве налогов.
В такую пору он принимает клиентов только в исключительных случаях. Однако сейчас на дворе стоял январь, и ничто не предвещало серьезного дела с солидным гонораром, а потому Вулф был готов довольствоваться даже жалкими ста баксами – тоже сгодятся, ведь ему надо содержать старый особняк из бурого песчаника на Тридцать пятой улице, включая и тех, кто в нем живет. Кроме того, все говорило о том, что он получит эту сотню просто так – и даже палец о палец ради этого не ударит. Итак, встреча была назначена на следующий день, вторник, на 11:30.
Когда ровно в 11:30 раздался звонок и я открыл дверь, наша гостья улыбнулась мне с порога и произнесла:
– Спасибо, что уговорили мистера Вулфа меня принять.
Искренность рукопожатия нередко фальшива, ведь ее так легко подделать. С улыбкой все иначе. Нечасто мужчина удостаивается сердечной, располагающей, широкой улыбки от молодой женщины, которую видит в первый раз. Улыбки, в которой нет ни кокетства, ни подвоха, ни вызова. Самое меньшее, что может сделать в подобном случае мужчина, – ответить ей точно такой же улыбкой, если, конечно же, он умеет так улыбаться. Я проводил ее в кабинет и помог снять норковую шубку, продолжая удивляться: ну кто бы мог подумать, что очаровательная жена известного специалиста по связям с общественностью Барри Хейзена окажется способной столь открыто проявлять свои чувства. Я был крайне рад нашему знакомству с ней.
Именно поэтому, когда она решила устроить этот спектакль с револьвером, я почувствовал укол разочарования. Вполне понятно, не очень естественно, когда женщина начинает беседу с незнакомым человеком с того, что вынимает из сумочки пушку и сообщает, что не собирается из нее убивать своего мужа. Похоже, ее улыбка ввела меня в заблуждение, а поскольку я страшно не люблю ошибаться, то больше не радовался знакомству с ней. Я изогнул брови и поджал губы.
Вулф, восседавший за столом в огромном кресле, кинул быстрый взгляд на револьвер, затем снова уставился на посетительницу и проворчал:
– Фиглярство не производит на меня впечатления.
– Вот как? – произнесла она. – Но я и не собираюсь производить на вас впечатление. Я просто ставлю вас перед фактом. Ради этого я сюда и пришла. Мне просто подумалось, что мои слова прозвучат куда более красноречиво, если я захвачу с собой револьвер и покажу его вам.
– Прекрасно. Итак, все это вы уже проделали, – нахмурился Вулф. – Насколько я понимаю, вам не нужна моя помощь и советы, вы лишь хотели сообщить мне кое-что конфиденциальное. Спешу вам напомнить, что я не являюсь ни адвокатом, ни священником и потому не связан клятвами и обязательствами хранить ваши тайны. Если вы хотите рассказать о совершенном вами преступлении, я не могу обещать, что не сообщу о нем в полицию. Разумеется, я имею в виду тяжкое преступление, а не всякую мелочь вроде хранения смертельно опасного оружия, на которое у вас нет разрешения.