– Не думаю. Это же не место преступления, Хейзен просто там жил. Мне работать в перчатках?
– Нет. У нас есть ее письменное разрешение.
После одной неприятной истории, в которую я угодил пару лет назад, я всегда беру с собой оружие, когда еду на задание, в ходе выполнения которого у меня есть шанс спутать планы убийцы. Я снял пиджак, извлек наплечную кобуру и «марли», зарядил его, сунул в кобуру, надел ее, затем пиджак, убедился, что ключ от дома Люси у меня в одном кармане, а письменное разрешение в другом, и направился в прихожую за шляпой и пальто.
Я стоял на Тридцать седьмой улице между Парк-авеню и Лексингтон-авеню. Напротив, через дорогу, располагался дом Хейзена, который я внимательно изучал. Он был кирпичным, выкрашенным в серый цвет с зеленой окантовкой и четырехэтажным. Дом казался у́же, чем особняк Вулфа из бурого песчаника, а к парадному входу вели вниз три ступеньки. Я отметил все эти подробности автоматически, на самом деле они были не так уж и важны. Подлинную важность представляла узенькая полоска серебристого света с правого края одного из трех окон на третьем этаже – такая обычно образуется, когда неплотно задергивают занавеску.
Я не знал, где находится спальня Хейзена, – вполне возможно, свет горел именно в ней. Не исключено, сейчас там осматривал комнату следователь из убойного отдела, однако подобное представлялось мне маловероятным – на обыск у полиции было десять часов. Может, горничная? Но что ей понадобилось в спальне покойного в половине десятого вечера? Ее комната уж точно располагалась не на третьем этаже. Кто бы там ни был, чем бы он ни занимался, лучше не тревожить его звонком в дверь. Я перешел улицу, спустился по ступенькам, аккуратно отпер ключом дверь, вошел, тихонько прикрыл за собой и замер, вслушиваясь, пока мои глаза привыкали к темноте. С полминуты стояла гробовая тишина, а потом откуда-то сверху раздалось нечто вроде глухого удара, а за ним, едва различимо – мужской голос. Значит, людей там несколько, если только незнакомец не вздумал говорить сам с собой. Нельзя исключать, что придется применить грубую физическую силу. С этой мыслью я снял пальто и шляпу и положил их на пол. На цыпочках и на ощупь я прошел по холлу в поисках лестницы и, обнаружив, начал подниматься по ней.
На полдороге я остановился. Неужели я слышу еще один голос – сопрано? Да, точно, мне не показалось. А вот – снова баритон. Я начал подниматься, только медленнее и аккуратнее, стараясь ступать по лестнице поближе к стене. В холл второго этажа сверху проникал свет – его было не так уж и много, но вполне достаточно, чтобы разглядеть очертания предметов. Преодолев второй этаж, я стал двигаться еще медленнее, понимая, что меня могут услышать в любой момент. Голоса стихли, но вместо них доносились какие-то постукивания. Когда я был на четвертой ступеньке, мои глаза оказались вровень с полом третьего этажа. Холл был точно таким же, как и на втором. Свет лился из полуоткрытой двери в его передней части. Мне удалось разглядеть лишь стул, часть кровати, занавески, прикрывавшие окно, и затылок женщины, сидевшей на стуле. Седые волосы, на голове черная плоская шляпа, похожая на блин.