А в небе облака, похожие на снежные сугробы. Высокая, круглая голубая луна то проваливается в них, то снова выплывает на бескрайнюю синюю гладь. Ночь такая прекрасная, пустая, одинокая и грустная – под стать ему. И все кругом так странно в своем ночном совершенстве, бесцельно-сияющее, полное ожидания. Улицы пустые. И такая тишина. Такое одиночество. На душе у него тревожно, будто он ждет чего-то, сам не зная чего.
И вдруг совсем близко виолончелью запела калитка. Из душистого белого сада на улицу вышла молодая женщина. От луны ли и неожиданности, или действительно она была так уж хороша, но его сразу неудержимо потянуло к ней.
Она остановилась у калитки и вскинула на него сияющую черноту своих глаз, неопределенно улыбнулась, сверкнув белыми зубами. Под ловким, туго перехваченным в талии черным платьем угадывалось ее молодое, легкое, гибкое тело. Кружевная косынка обрисовывала маленькие, круглые груди.
Он тоже остановился, а она подняла руку и поманила его – догоняй, мол, меня. Пошла вперед, тонкая, стройная, перебирая на ходу крутыми бедрами, вихляя юбкой, все ускоряя шаг. Он за ней. Вот она обернулась, убедилась, что он идет за ней, и снова улыбнулась, уже по-новому – радостно.
Он нагнал ее. Снял шляпу и поклонился ей, не зная, что сказать от смущения. Она тоже смутилась, видно, еще не привыкла к ночным приключениям.
– Вы приезжий? – спрашивает.
Он ей объяснил, что он здесь проездом, уезжает завтра утром и очень хотел бы с ней провести этот вечер, если можно.
– Вот это хорошо, – обрадованно сказала она и взяла его под руку. – Можно. Даже очень можно.
Пошли вместе. Но разговор не клеится. Она отвечает односложно – «да» и «нет» и, хотя продолжает улыбаться, кажется озабоченной.
– Зайдемте ко мне в гостиницу, – осмелев, предлагает он, – выпьем вина, посидим в моем номере.
– Нет, в гостиницу мне идти не с руки, – отвечает она. – Меня тут каждая собака знает. Но вот увидите – мы прекрасно и без гостиницы, без вашего номера обойдемся! – И она рассмеялась, как ему почудилось, щекочущим, русалочьим смехом. И стала еще прелестней.
Он порывисто обнял и поцеловал ее в горячую нежную шею, упоительно пахнущую чем-то женским. Она не оттолкнула его, но как-то деловито заторопилась:
– Идем, идем! – И снова, взяв его властно под руку, зашагала еще быстрее, дробно стуча своими подкованными полусапожками.
– Куда вы меня ведете? – все же осведомился он, хотя ему было безразлично, куда она его ведет, лишь бы чувствовать ее горячую руку сквозь рукав пиджака, лишь бы шагать с ней в ногу и любоваться ее прелестным лицом, освещенным луной.