– Какой вздор. Если хотите, она сама вам скажет о своих чувствах.
Дама обрадовалась:
– Пожалуйста, позовите ее. Я бы хотела сама с ней поговорить.
Предупредив, что я больна свинкой, мама послала за мной, и я, поднявшись с постели, вышла к ним в халате.
– Скажите, – обратилась ко мне дама, – любите ли вы Ц.?
И я выпалила хрипло:
– Терпеть не могу! Пусть не пристает ко мне больше.
Мама развела руками:
– Вот, слышали? Мы с мужем тут ни при чем.
– Что же он мне такое говорил? Он сейчас ведь ждет ответа у меня дома… Бедный! бедный!
Но этим дело не кончилось. Он по-прежнему стал поджидать меня по вечерам у дверей дома. Служанка, провожавшая меня, говорила маме:
– Этот, который любит барышню, может ведь ее украсть. Я боюсь. Хорошо, если бы ее встречал брат или еще кто-то.
Тут мы узнали от одного приятеля Ц., что у него дома, в углу, устроен род алтаря и на нем чучело в красном платье (а на мне в тот рождественский вечер было красное плиссированное платье) и что он утром и вечером поклоняется этому истукану. Отец тогда сказал, что неизвестно, сошел он с ума от любви или же влюбился, потому что был сумасшедшим.
Письма мне и моим родителям все продолжали приходить. Но, перестав давать уроки брату, он неожиданно уехал из Риги. Из его писем выяснилось, что он хотел изучать в Швейцарии иностранные языки, чтобы быть достойным меня во всех отношениях.
– Ну и слава богу! – вздохнул отец.
На этом, кажется, все и кончилось. А вскоре началась война, мы переехали в Петербург, и больше я об этом Ц. никогда не слышала.
Меня часто спрашивают, кто напечатал мои стихи впервые и кому я этим обязана: Гумилеву или Георгию Иванову. Но на самом деле ни тому ни другому, а как это ни странно, самой себе.
Мы уже жили в Петербурге. Была революция. Гуляя по городу с моим двоюродным братом Сергеем (который был тогда уже моим мужем, но об этом позднее), я увидела на углу Морской улицы барышню в котиковой шубке и замшевых сапожках, с большой кипой газет, которые она и продавала. Это так меня взволновало, что, вернувшись домой, я сразу написала (а вообще, я писала стихи с детства) стих, начинавшийся так:
Вы стоите в котиковой шубке,
В замшевых сапожках на углу Морской.
Кажетесь такой вы тоненькой и хрупкой,
Маленькая девочка с игрушечной душой.
Закончив стихотворение, я тут же решила послать его в тогдашнюю газету «Эхо». Володя смеялся:
– Так и напечатают: держи карман шире!
Но через три или четыре дня вдруг приносят мне газету с этим стихотворением, красовавшимся на видном месте. В тот же день я получила письмо из «Эха» с просьбой прислать новые стихи и приглашением прийти познакомиться.